Цена счастья - Джорджет Хейер Страница 3

— Ну конечно. — Озабоченность исчезла с лица вдовы. — Я уверена, Агнессе в особенности не понравился бы мой приезд.

Им пришлось прервать разговор — двери снова распахнулись, и несколько мужчин в траурных костюмах вошли в комнату.

Процессию возглавлял самый старший по возрасту и, несомненно, самый импозантный из них. Лорд Доррингтон, носивший корсет, из-за которого его несколько раз принимали за герцога Йоркского, был братом первой жены лорда Спенборо. Так как он был чрезвычайно высокого мнения о себе и обожал вмешиваться в чужие дела, на сегодняшнем сборище он присвоил себе роль распорядителя. Тяжело ступая, лорд Доррингтон вошел в комнату. Его корсет при этом слегка поскрипывал, а массивный подбородок колыхался над узлом галстука. Он поклонился вдове, произнес сиплым голосом несколько слов соболезнования и тут же принялся усаживать всех по разным углам.

— Я бы хотел, чтобы наш милейший мистер Перротт сел за стол. Серена, дорогая, думаю, тебе и леди Спенборо будет удобно на диване. Спенборо, присаживайтесь там. Вы, мой дорогой Иглшэм, вместе с сэром Уильямом будете сидеть здесь. А Ротерхэма я бы пригласил сесть в это высокое кресло.

Так как этой речи внимал только мистер Иглшэм, его единственного она и привела в раздражение. Из-за того, что старшинство было уже установлено, он вошел в библиотеку вслед за лордом Доррингтоном. В отличие от дородного лорда, Иглшэм был худощав, с замученным выражением лица, что было — как острили его недоброжелатели — вполне естественно для супруга леди Карлоу. Женатый на сестре покойного, он считал, что имеет большее, нежели лорд Доррингтон, право на руководство ходом событий, но не знал, как взять власть в свои руки. Поэтому был вынужден довольствоваться тем, что направился к креслу, стоявшему в противоположном углу от того, на которое ему указал Доррингтон, бормоча при этом нелестные слова в адрес претенциозных хлыщей, которые лезут куда не следует. Удовольствие от этих высказываний испытывал лишь он сам, потому что все остальные просто не могли их расслышать.

Главное действующее лицо появилось в комнате последним. Маркиз Ротерхэм пропустил поверенного вперед со словами: «Проходите, старина, проходите!» — и вошел в библиотеку вслед за ним.

Появление Ротерхэма разрядило обстановку. Леди Серена, не отличавшаяся стремлением блюсти приличия, недоверчиво уставилась на маркиза и воскликнула:

— А ты-то что здесь делаешь, хотела бы я знать?

— Я тоже, — парировал его светлость. — Из нас бы вышла прекрасная пара, Серена! У нас так много общего.

Фанни, уже привыкшая к подобным пикировкам, бросила на девушку умоляющий взгляд. Мистер Иглшэм издал смешок. Сэр Уильям Клейпол выглядел ошеломленным. Мистера Перротта, который в свое время составлял их брачный договор, видимо, поразила глухота, а лорд Доррингтон, чуя возможность для дальнейших интриг, произнес повелительным тоном:

— Полноте! Мы не должны забывать, какое печальное событие собрало сегодня нас вместе. Безусловно, вынужденное присутствие здесь Ротерхэма вызывает некоторую неловкость. Когда я узнал от старины Перротта…

— Неловкость? — вскричала Серена. Ее щеки запылали, а в глазах засверкал огонь. — Уверяю вас, сэр, лично я не испытываю никакой неловкости! Может, Ротерхэм? Я только поражена его вмешательством в дела, касающиеся только членов нашей семьи.

— Нет, я не ощущаю неловкости, — ответил маркиз, — мне лишь невыносимо скучно.

Несколько человек с тревогой уставились на Серену, но она не принадлежала к числу тех людей, кого ответный удар приводит в негодование. Слова Ротерхэма, похоже, не усилили, а смягчили ее гнев. Молодая женщина через силу улыбнулась и спросила более сдержанно:

— Но что же тогда заставило тебя прийти?

Мистер Перротт, раскладывавший на столе свои документы, усмехнулся:

— Должен сообщить, ваша светлость, что покойный граф назначил милорда Ротерхэма одним из своих душеприказчиков.

Это заявление было для Серены неприятной неожиданностью — она широко раскрыла глаза и перевела взгляд, в котором смешались сомнение и отвращение, с Ротерхэма на адвоката.

— Мне следовало об этом догадаться. — Она повернулась к оконному проему.

— Какая жалость, что не догадался! — съязвил Ротерхэм. — Тогда я был бы предупрежден вовремя и отказался бы от этой обязанности, для которой трудно найти более неподходящего человека.

Серена не удостоила его ответом и отвернулась, снова устремив взгляд на пейзаж за окном. Но ее кузена, еще не освоившегося со своим новым положением, дернула нелегкая пуститься в морализаторство.

— Такое поведение неприлично. Серена, — заговорил он с осуждающим видом. — Теперь, когда недавнее прискорбное событие сделало меня главой семейства, я говорю об этом открыто. Не представляю себе, что подумает лорд Ротерхэм о твоих манерах.

И тут же две пары глаз уставились на него: в одних было удивление, смешанное с гневом, в других — злая насмешка.

— Да уж вам трудно такое представить! — бросил Ротерхэм.

— Что касается меня, — сварливо заговорил Доррингтон, — я считаю этот поступок моего бедного брата странным, весьма странным! Я бы предположил, что он повел себя… впрочем, так же, как всегда! Эксцентрично! Другого слова я не могу найти.

Иглшэм, и без того чрезвычайно раздраженный, тут же указал его светлости на весьма отдаленное родство того с покойным графом. Есть и другие люди, имеющие гораздо больше прав на то, чтобы быть душеприказчиками графа, заявил он. При этих словах румяные щеки лорда Доррингтона угрожающе побагровели, так что Спенборо поспешил заметить, что какова бы ни была реакция других людей, лично его вполне устраивает назначение лорда Ротерхэма.

— Как мило с вашей стороны! — бросил через плечо маркиз и подошел к Фанни, нервно переминавшейся около своего кресла.

— В чем дело? Почему вы не садитесь? — спросил он в своей обычной грубоватой манере. — Уверен, вы так же, как и любой из нас, ждете не дождетесь, пока все это закончится.

— О, да! Спасибо вам! — еле слышно вымолвила вдова. Она мельком взглянула на него, села в кресло и нерешительно продолжила: — Мне жаль, если вам не нравится происходящее. Боюсь, все это так хлопотно для вас.

— Вовсе нет. Перротт, без сомнения, позаботился обо всем. — Он помешкал и добавил еще более резким тоном: — Я должен бы разразиться соболезнованиями в ваш адрес. Простите меня, если сможете. Вежливое лицемерие не по моей части, к тому же, думаю, вы и не хотите изображать из себя безутешную вдову.

Фанни почувствовала себя раздавленной. А Ротерхэм подошел к окну, у которого сидела Серена. Воспользовавшись тем, что сэр Уильям Клейпол в этот момент отвлек внимание дочери, девушка обратилась к Ротерхэму:

— Поверь, она испытывает неподдельную скорбь.

— Исключительно из чувства долга.

— Она была искренне привязана к моему отцу.

— Допускаю. Однако Фанни очень скоро оправится. И она будет нечестна по отношению к самой себе, если не почувствует облегчения от того, что эти неестественные отношения окончились. — Он посмотрел на нее из-под густых черных бровей, и в этом взгляде сверкнула насмешка. — Да-да, ты согласна со мной, только не хочешь этого признать. Если от меня ждут речей с выражениями соболезнования, я скорее адресую их тебе. Для тебя, Серена, это действительно большая потеря.