Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Ирина Звонок-Сантандер Страница 3

На горизонте показались стены Рима. Очутившись на расстоянии двух стадий от Вечного города, Германик придержал коня. Он достал из сумки, притороченной к седлу, две сложенные вместе навощеные дощечки и острый грифель. Нацарапав несколько слов на дощечках, Германик закрыл их хитроумным устройством и обратился к стоящему рядом центуриону:

— Кто из твоих солдат самый быстрый? Пусть отнесёт послание императору.

— Легионер Публий Квирин, генерал, — с уважением ответил центурион.

Быстроногий Публий Квирин поспешил к императору, прижимая к груди дощечки с посланием. Лицо Германика вдруг стало необыкновенно серьёзным и сосредоточенным.

— Каждый раз, когда вхожу в императорский дворец, мне кажется, что я — гладиатор в клетке тигра, — едва слышно пробормотал Германик. Калигуле на всю жизнь запомнились слова отца.

Въезд Германика в Рим обратился триумфом. Он медленно продвигался по Священной дороге, вьющейся от Форума до Палатинского холма. Двери трехэтажных домов-инсул широко распахивались и жители выбегали на улицу, встречая героя. Чумазые мальчишки с завистью рассматривали обветренных загорелых легионеров, бредя о славе германских походов. Патриции приветствовали Германика, вытянув правую руку, а левую — прижав к сердцу. Плебеи, свободные граждане и вольноотпущенники собирались толпами на пути полководца, время от времени восклицая:

— Славься, Германик! Рим приветствует тебя!

Женщины всех возрастов и сословий бросали ему цветы и многозначительно вздыхали, когда Германик проезжал мимо них. Эхо народного ликования прокатилось по семи римским холмам и добралось до императорского дворца, до ушей цезаря Тиберия.

Германик и Калигула оставили эскорт у подножья широкой мраморной лестницы. Германик уверенно шёл по дворцовым переходам к покоям Тиберия. Калигула, непрестанно оглядываясь по сторонам, едва поспевал за отцом.

Два десятка преторианцев с изрубленными, плохо выбритыми лицами охраняли вход в покои Тиберия. Узнав наследника, они расступились и освободили проход. Германик, положив руку на плечо сыну, вступил в императорские покои.

В огромном пустынном зале царил полумрак. Калигула с любопытством рассматривал стены. Яркие фрески изображали оргию: патриции в розовых венках возлежали вокруг стола, обильно уставленного винами и яствами; женщины в коротких греческих пеплумах прислуживали обжорливым мужчинам; кудрявые мальчики держали в руках лиры; полуобнажённые танцовщицы изящно изгибались в танце. На полу были выложены узоры из разноцветных кусочков мрамора.

Тиберий, неслышно ступая, появился из тёмного угла. Высокий шестидесятилетний мужчина, прикрывающий лысеющую голову золотым лавровым венком. Длинный пурпурный плащ змеёю волочился по полу. Император хотел застать Германика врасплох внезапностью появления. Это в некоторой мере удалось хитрому Тиберию. Германик невольно вздрогнул, когда Тиберий положил руку ему на плечо.

— Рим встретил тебя триумфом, — проговорил император, пронизывая племянника змеиными глазками. Было непонятно, улыбался ли Тиберий, или ехидничал.

— Народ приветствовал победы над варварами, одержанные мною для империи и для тебя, цезарь! — осторожно ответил Германик.

— Меня давно уже не славит подлый плебс, — с невыразимым презрением произнёс Тиберий. — Какая неблагодарность! После всего, что я сделал для Рима! Какой порядок навели в этом грязном городе мои преторианцы!

— Твои деяния прославят тебя в веках, — благоразумно отозвался Германик.

— Поэтому я не люблю Рим! — продолжал император, не обращая внимания на лесть. — Не люблю жирных безмозглых сенаторов, вечно противоречащих мне… Предпочитаю Неаполь, светлый, солнечный. Моя вилла на Капри — вот настоящая столица империи! А не этот грязный, загаженный отходами Рим.

Германик молчал. «Прячься от проблем на вилле, закрывай глаза и уши! Когда Рим поймёт, что он тебе не нужен — ты станешь не нужным Риму!» — думал он.

Неожиданно взгляд Тиберия упал на Калигулу.

— Что ты делаешь? — гневно крикнул цезарь.

Мальчик в этот момент пристально разглядывал греческую вазу. Ах, какая это была ваза! На чёрном глянцевитом фоне рельефно выделялись золочёные фигуры: фавны, сатиры и нимфы в любопытных положениях. Руки Калигулы против воли потянулись к занятной вазе. Открыв рот от изумления, семилетний мальчик жадно рассматривал непристойные изображения. Блеющий голос цезаря Тиберия испугал его. Калигула вздрогнул и выронил из рук вазу. Мелкие осколки усеяли мозаичный пол.

— Ах ты, маленький негодяй! — истерично взвизгнул Тиберий. — Ты разбил мою лучшую керамику!

Император, ругаясь хуже пьяного легионера, схватил мальчика за вырез туники.

— Макрон! — кричал Тиберий, словно его убивали. Липкая слюна летела во все стороны из кривого рта императора.

В зал ворвался испуганный Невий Серторий Макрон — молодой трибун второй преторианской когорты, которая сегодня несла дежурство во дворце. Он держал в руке короткий меч и дико вращал глазами, высматривая опасность, грозящую императору.

— Отведи мальчишку на конюшню, и пусть ему дадут десять ударов хлыстом! — исступлённо визжал Тиберий.

— Прости моего сына, цезарь. Гай ещё мал, и его проступок — случаен, — вступился Германик. — Когда вырастет, он будет вот так же крушить твоих врагов!

Тиберий постепенно успокаивался. Однако, ему было необходимо излить злость на кого-нибудь. Оставив в покое Калигулу, император заорал на Макрона:

— Убирайся прочь! Ты так медлителен, что меня могли бы десять раз убить, прежде чем ты соизволил явиться на зов!

Макрон выскочил из зала, как побитая собака. Тиберий нервным жестом поправил сползающий венок.

— Ты пренебрегаешь воспитанием сына, Германик, — высокомерно заметил император.

— Бесконечные военные походы не позволяют мне заняться семьёй, — хмуро произнёс Германик.

— Ну что же, в следующий поход я позволяю тебе взять жену и детей, — засмеялся император мелким паскудным смешком.

— Следующий поход?.. — вопросительно поднял бровь Германик.

— Да. Империя нуждается в тебе! — невозмутимо отозвался Тиберий. — В Армении неспокойно, Малая Азия готова превратиться в очаг восстания, парфяне вот-вот взбунтуются… Одним словом, ты должен навести порядок в азиатских провинциях.

— Ты отсылаешь меня из Рима, цезарь? — холодно спросил Германик.

— Рим требует, чтобы мы, первейшие граждане, беспрекословно служили ему! — чётко произнёс император, делая многозначительные паузы между словами. Глаза Тиберия почти неуловимо сверкнули ненавистью из-под нависших седеющих бровей.

«Это — почётное изгнание!» — понял Германик. Он стоял, напряжённо вытянувшись, как перед войсками накануне решающей битвы. Тонкие бледные губы решительно сжаты, скулы нервно подёргивались. Тиберий безошибочно догадался, что происходило в душе Германика, какого рода сомнения овладели молодым полководцем.