Помни о хорошем - Виктория Плэнтвик Страница 29

Его рука скользнула по ее спине к затылку, пальцы поглаживали нежную кожу под копной темных волос…

— Вы, должно быть, серьезно переживали потерю Глории, — продолжала мучить себя Эвелин. — Ваша сестра говорила, что вы целый год после этого не смотрели в сторону женщин.

— Юджин — неисправимый романтик, — фыркнул Томас Айвор. — Но так и было… и больше, чем год. Я тогда только открывал свое дело и занимался восстановлением «Вязов». Долгое время у меня не хватало ни сил, ни желания заводить новые связи. Я не мог себе позволить тратить время на женщин.

— А сейчас у вас есть время, — ощетинилась Эвелин. Она остановилась, возмущенно глядя на него. — Вы понимаете, насколько оскорбительно это звучит?

Айвор не позволил Эвелин отстраниться и вновь возобновил их плавный танец.

— Зачем вы так говорите? Вы сами не имеете времени на поиски, если удовлетворяетесь обществом Брюса…

— Оставьте Брюса в покое!

— Я не хочу сказать ничего плохого, но он не для вас. При взгляде на ваше восхитительное белье он смутился бы, как школьник, — небрежно заметил Томас Айвор, — вместо того чтобы рвануться его снять. Ваша нежная, еще не раскрывшаяся страстность ждет настоящего мужчину, а не пугливого переростка.

— А вы, конечно, опытный профессионал, — не удержалась Эвелин.

— Да, я учился не один год. — Томас Айвор, в противовес агрессивности Эвелин, говорил спокойно, слегка растягивая слова. — Когда я был школьником, мой язык, мои манеры, желание добиться успеха, отсутствие денег — все отличало меня от других. Я был аутсайдером. И, когда я встретил теплоту и внимание со стороны Кристины, я безоговорочно доверился ей. Я верил ее признаниям в любви, но она обманула мое доверие, лишив права отцовства.

Через много лет я снова поверил в любовь, гордился страстью Глории и открыл ей душу. Но Глория способна любить только себя. Ее слова были красивыми, но это был не более чем фейерверк, внешний блеск и шум. Вот такой был у меня опыт…

Его слова звучали в ушах Эвелин все последующие выходные дни. А еще она перебирала в памяти подробности вечера. Марджори сидела с каменным лицом, когда они вернулись к столику. Эвелин, сославшись на головную боль, быстро увела Брюса из ресторана. Они даже не стали пить кофе. Всю обратную дорогу Эвелин слушала лекцию Брюса на тему о ее покорности причудам Томаса Айвора, что вызвало раздражение высокопоставленной Марджори Стамп, которую дразнить небезопасно.

Покорность? Если бы он знал!

В понедельник Эвелин пришлось вспомнить о покорности. После занятий к ней подошла Сандра с отцом.

— Привет, мисс Лентон! Мы с папой приготовили для вас фантастический сюрприз!

— Правда? — притворно обрадовалась Эвелин. Она повернулась к ним и сняла очки, чтобы не видеть так отчетливо испытующего взгляда Томаса Айвора.

— Папа достал билеты в городской концертный зал Брайтона на вечер. — Сандра дернула отца за рукав. — Они у него в кармане. Сегодня, только один вечер, знаменитый русский пианист играет Второй концерт Рахманинова. Это должно быть замечательно! — восторженно воскликнула она.

— Вечером? — Эвелин задумалась, отыскивая возможность вежливо отказаться.

— У вас сегодня свидание? — вежливо осведомился Томас Айвор, в его глазах промелькнул ревнивый огонек.

— Нет. Но возвращаться домой так поздно…

— Не беспокойтесь! Папа все продумал. Он заказал номер в отеле, мы там переночуем, и утром он отвезет нас прямо на занятия. — Сандрa чуть не прыгала, в восторге от этой гениальной идеи. — Мы возьмем с собой все, что нужно на завтра.

— Это разумный план, — вмешался Айвор, видя на лице Эвелин сомнение.

— Не отказывайтесь, пожалуйста, мисс Лентон! Я никогда не слышала такую знаменитость!

— Мисс Лентон не будет отказываться, — вмешался Айвор, используя самые мягкие краски своего бархатного голоса, — она давно мечтала послушать живое исполнение. И потом, ей не захочется огорчать тебя…

— О, папа! — укоризненно проговорила Сандра.

— Может быть, третий билет вы отдадите более благодарной спутнице? Например, мисс Стамп…

— Мисс Лентон! — с ужасом воскликнула Сандра.

— Мисс Стамп плохо в этом разбирается. Она может перепутать концерт с консервами, — заметил Томас Айвор. Сандра залилась хохотом. — Тем более что мы не подходим для сопровождения столь высокородной особы.

Он, конечно, кокетничал.

…Их трио отлично выглядело — он возвышался в центре, одетый в элегантный темно-серый костюм. С одной стороны шла длинноногая Сандра в новом платье, купленном в дорогом магазине, с другой стороны — хрупкая Эвелин в широкой юбке и блузке с люрексом.

Они обедали в отеле, и Сандра была в восторге от их отдельного трехкомнатного номера.

На концерте Сандра сидела между ними, вцепившись в ручки кресла и полностью обратившись в слух. Томас Айвор устроился, как всегда, свободно, откинувшись на спинку и вытянув вперед длинные ноги. Он внимательно посматривал то на дочь, то на Эвелин, впитывая их реакцию на музыку. Эвелин сначала следила за собой, но исполнение было таким выразительным, что она вскоре забыла обо всем и жила только звуками. Медленная средняя часть, которую она особенно любила, вызвала на ее глазах непрошеные слезы. Эвелин постаралась незаметно их смахнуть, но Томас Айвор успел ответить на торопливое движение Эвелин теплым взглядом. Эвелин почувствовала охватившую их волну взаимопонимания и духовной близости. Рядом с дочерью Томас Айвор менялся; циничный, резкий, насмешливый знаток законов и людей уступал место обычному человеку, умеющему радоваться и печалиться, который не злословил, а сочувствовал. Эвелин обнаруживала в нем всю большую глубину и силу чувств. Ее сердце болезненно сжалось в груди. Наверное, он очень страдал из-за неудачной любви…

Бурное, темпераментное завершение финала концерта привело публику в совершенный восторг. Все вскочили на ноги, Сандра аплодировала, топала ногами и кричала «браво» с таким энтузиазмом, что люди вокруг тепло улыбались.

Выйдя из зала, они зашли в ресторан и поужинали. Сандра постепенно остывала от лихорадочного возбуждения, ее оживленный щебет сменился заметной вялостью и сонливостью.

В гостиничном номере девочка поторопилась переодеться, чтобы поскорее забраться в постель. Но все же она не забыла попрощаться с Эвелин, а отца крепко обняла за шею и забормотала бессвязные слова благодарности, целуя его в щеки и радостно смеясь. Когда Томас Айвор все-таки отправил ее спать, Сандра перед уходом произнесла маленькую речь:

— Я знаю, как много ты, папа, делаешь для меня. Я этого никогда не забуду. Ты будешь гордиться мной, я обещаю!

— Я верю, — серьезно ответил Томас Айвор. — Ты пригласишь меня на свой первый концерт в Карнеги Холл, и я принесу тебе самый красивый букет цветов.

Сандра засмеялась, вытерев ладошкой непрошенные слезы.