Сердцеедка - Софи Кинселла Страница 29

Еще она любила своего лучшего друга Ната, с которым познакомилась в первый день в школе. Родители Ната работали в Москве, и как-то вечером за чашкой горячего шоколада он ей открыл, что они его совсем не любят. Ну вот ни капельки.

– Меня мама тоже не любит, – сразу же ответила Зара.

– Мама меня вроде любит, – сказал Нат, глядя на нее огромными глазами поверх белой фарфоровой кружки, – а вот папа ненавидит.

Зара задумалась.

– Я своего папу не знаю, – наконец промолвила она, – но он американец.

Нат посмотрел на нее с уважением.

– Ковбой?

– Наверное, – сказала Зара. – Носит такую здоровенную шляпу.

Назавтра Нат нарисовал Зариного отца в ковбойской шляпе, и это еще большее укрепило их дружбу. На уроках они сидели за одной партой, вместе играли на переменках, всегда вставали в пару на прогулках, а иногда – хоть это и было строжайше запрещено – залезали ночью друг к другу в постель и по очереди рассказывали сказки.

А когда Заре исполнилось семь, она вернулась в школу после того, как половину учебного семестра глотала клубничные коктейли в номере отеля в Кенсингтоне, и оказалось, что с кровати Ната сняты все простыни и вещи из шкафа исчезли. Миссис Бертон очень ласково стала ей объяснять, что родителей Ната неожиданно перевели из Москвы в Вашингтон, и они забрали сына к себе. Директриса не смогла договорить – горестные вопли Зары переполошили всю школу. Нат ее покинул! Родители все-таки его любят! Мало того – он уехал в Америку, где живет ее папа-ковбой, а Зару с собой не взял!

Она проплакала неделю, отказываясь от еды и не соглашаясь написать письмо Нату, на какое-то время даже совсем перестала говорить, пока не придумала себе американский акцент. В итоге директриса вызвала в школу Флер, и Зара в истерике стала ее умолять, пожалуйста, пожалуйста, переехать в Америку.

Вместо этого Флер немедленно забрала Зару из Королевской школы и отправила в замечательную начальную школу для девочек в Дорсете, где была очень здоровая обстановка: фермерские дочки ездили на собственных пони, держали собак и не водили неестественно крепкой дружбы между собой. На Зару они смотрели как на диковинку из Лондона, вечно хнычущую и не желающую расстаться со своим американским акцентом. Так она и осталась для них диковин кой.

Она совершенно невероятная, как и Флер, только по-другому. Энтони молча шел рядом с Зарой, в голове гудело от мыслей, тело позванивало от нарастающего волнения. До него понемногу начинало доходить, что может означать приезд Зары. Если она останется жить в «Кленах», у него будет с кем выходить из дома, кого показывать знакомым. Ну и лицо было у Занфи, когда она увидела Зару, – это что-то с чем-то! Да же Мекс впечатлился.

Энтони вдруг поймал себя на том, что изо всех сил надеется, что отцу не придет в голову выкинуть какую-нибудь глупость – например, поссориться с Флер. Так приятно, когда Флер живет у них в доме. А с Зарой, было бы еще лучше. Она, конечно, не шибко приветливая, но это ерунда. Со временем оттает. Он покосился в сторону Зары: на лбу залегли складки, зубы стиснуты, глаза горят. Прямо большевичка какая-то, подумал Энтони. Злится, наверное, что помешали докурить косяк. Наркоманы все с заскоком.

Тут они завернули за угол, и лучи заходящего солнца ударили Заре в лицо. У Энтони екнуло сердце. В мимолетном вечернем свете это лицо со впалыми щеками выглядело совсем не злым, скорее грустным, а глаза блестели не от злости – от слез. И вдруг почудилось, что никакая она не наркоманка, а просто одинокая маленькая девочка.

Когда они вернулись в «Клены», оказалось, что Заре уже отвели отдельную комнату и все ее ждут.

– Дорогая! – воскликнула Флер, едва они с Энтони вошли в дом; никто не успел и рта рас крыть. – Поднимемся прямо в твою комнату, хорошо? – Она улыбнулась Ричарду. – Ничего, если я на несколько минуток уединюсь с дочерью?

– Безусловно! Никакой спешки нет! – Ричард ободряюще улыбнулся Заре. – Я только позволю себе сказать, что очень рад познакомиться с тобой, Зара, Мы все очень тебе рады.

Зара молчала всю дорогу вверх по лестнице и дальше по длинному коридору до ее комнаты. Когда дверь за ними закрылась, она встала прямо перед Флер.

– Ты мне не сообщила, где ты!

– Разве? Забыла, должно быть, пупсик.

Флер подошла к окну и подняла раму.

– Вот, так лучше. Ну, не смотри так сердито, золотко. Я знала, что Джонни тебе скажет, где я.

– Джонни не было дома. Он уехал. – Зара бросала слова, словно подчеркивая каждое по отдельности. – Уже неделя, как начались каникулы. Мне пришлось остановиться в гостинице.

– Да? – заинтересовалась Флер. – В какой?

Зара напряженно выпрямила спину.

– Неважно в какой. Ты должна была мне сообщить, где тебя найти. Ты обещала – Я хотела, пупсик, правда, Так или иначе, ты сюда добралась – это главное.

Зара посмотрела на обтянутый зеленой тканью табурет у туалетного столика, потом – на отражение Флер в зеркале.

– А куда девался Сакис?

Флер пожала плечами.

– Мы с ним расстались. Так бывает.

Она неопределенно повела рукой.

– Деньжат не густо было, да? – отозвалась Зара. – А мне показалось, у него с кошельком полный порядок.

Флер вспыхнула.

– Помолчи! Вдруг кто-нибудь услышит…

Зара пожала плечами, вытащила из кармана жвачку и принялась жевать.

– А этот деятель как, богатый?

– Он очень хороший человек, – сказала Флер.

– Где ты с ним познакомилась? На похоронах?

– На панихиде.

– Угу.

Зара выдвинула ящик туалетного столика, посмотрела на бумагу, которой было выстлано дно, и опять задвинула ящик.

– Надолго планируешь задержаться?

– Смотря по обстоятельствам.

– Угу. – Зара еще пожевала. – Больше ни чего мне не скажешь?

– Ты еще ребенок, – сказала Флер. – Тебе не обязательно все знать.

– Обязательно! – выкрикнула Зара. – Да же очень обязательно!

Флер поморщилась.

– Потише, Зара!

– Послушай, – яростно прошипела та, – мне правда надо знать. Мне необходимо знать, где ты и как ты. Раньше ты мне всегда все рассказывала. Помнишь? Объясняла, куда мы поедем, какие там люди, что надо говорить. А теперь ты хочешь, чтобы я… сама тебя разыскивала. Типа, ты можешь уехать, куда пожелаешь, а я должна тебя найти, да еще и сказать все правильно, не дай бог ошибиться…

– Можешь ничего не говорить.

– Мне уже не десять лет. Со мной разговаривают, задают мне вопросы. Я не могу все время тупо повторять «не знаю, не помню».