Как покорить герцога - Кейси Майклз

Знаменитое очарование Парижа уже начало блекнуть. Сколько лет они говорили о том дне, когда победят Бонапарта и с триумфом войдут в этот город городов? Когда их сапоги тонули в грязи Испании, а провизия постоянно задерживалась и пустые желудки присыхали к хребту, разговор о красотах Парижа облегчал души.

Но после пяти дней непрерывных холодных проливных дождей все мысли обратились к одному: когда же Веллингтон прикажет войскам возвращаться в Англию?

Там тоже наверняка дождливо, но, в конце концов, это же добрый английский дождь!

Однако капитанам Рафаэлю Дотри и Фитцджеральду Свейну вряд ли придется вместе с толпой солдат грузиться на корабли, направляющиеся в Дувр и в другие английские порты. Сегодня днем выяснилось, что они находятся в числе тех, кому поручено через несколько недель сопровождать Бонапарта к его «новой империи» на Эльбе.

Фитц сказал Рафу, что следует гордиться своим участием в такой исторической миссии и, возможно, однажды, усадив своих внуков на колени, они поведают им об этом замечательном событии.

Внуков? Прищурив темно-карие глаза, Раф потребовал, чтобы друг поскорее нашел местечко, где они смогли бы, если повезет, как следует промочить глотку.

Рафа пробирала дрожь: его мундир насквозь промок. Он придвинулся ближе к огню, едва тлевшему в камине трактира, который Фитц отыскал для них, и провел пальцами между прядями своих слишком длинных черных волос, которых давно не касалась рука цирюльника, сомневаясь уже, что когда-нибудь сможет смыть с них грязь и жир, а затем потер щетину на подбородке. Нужно бы найти новую бритву, чтобы выглядеть пристойно, прежде чем явиться завтра утром в штаб, а также чистую рубашку. Да бог с ней, с чистой, лишь бы была сухая.

— Ну-ну, посмотрел бы ты на себя, — ухмыльнулся Фитц. — Съежился у огня, словно старая дева, никогда не знавшая тепла в своей постели. Не подать ли вам плед, чтоб укутать плечи, госпожа Дотри?

— Заткнись, Фитц. — Раф подавил еще один приступ дрожи. Временами ему казалось, что он больше никогда не согреется. — Так где этот добрый эль, о котором ты говорил?

— Слишком много претензий для человека, привыкшего спать в окопах в последние годы. И черт с ним, с этим элем… где здесь сговорчивые мамзели?

Вскочив со стула, Фитц ухватил за плечо хозяина, проходившего мимо их стола:

— Парле ву инглиш, месье?

Толстый, неопрятный трактирщик, вытаращив глаза, на одном дыхании выпалил целую тираду по-французски, и Раф ухмыльнулся в кулак, когда тот обозвал Фитца здоровенным волосатым тараканом.

— Будьте любезны, две кружки вашего лучшего пива и чего-нибудь горячего, что там у вас есть на кухне, — быстро вставил Раф на безупречном французском, бросив хозяину монету, и тот повернул к бару.

— Чертовы лягушатники. Похоже, до них еще не дошло, что мы побили их, а, Раф?

— О, они все понимают и ненавидят нас за это. Я бы сказал, что мы с тобой до сих пор живы лишь потому, что большинство парижан прежде всего винят во всем Наполеона. Я слышал, что сегодня нужно снова усилить охрану, чтобы защитить его от прежних «верных сторонников». Интуиция подсказывает мне, что нам следовало бы устраниться и просто позволить им схватить его. Личный эскорт из тысячи его собственных солдат, в мундирах и с оружием? Зовущих его между собой — ни много ни мало — императором Эльбы? И за это мы сражались, Фитц?

— Верно, слишком уж мы нянчимся с этим недомерком. И вообще, как долго нам придется охранять его? Не то чтобы я очень стремился назад, в Дублин. Сейчас здесь сыро и холодно, однако Париж в отношении уступчивых женщин превыше всех ожиданий по сравнению с Дублином.

— Это лишь потому, что все женщины Дублина уже знают тебя и держатся подальше.

— И то верно. — Фитц пригладил свою аккуратно подстриженную бородку, и его зеленые глаза заискрились. — Местные дамы без ума от такого красавчика, как я. А теперь будь любезен, ответь на мой вопрос.

Раф отхлебнул из кружки порядочный глоток. Служанка швырнула на стол две миски с дымящимся тушеным мясом, подмигнув ему, прежде чем уйти. Ее аппетитный округлый зад был вызывающе соблазнителен, однако странным образом это не пробудило у Рафа никакого желания. Хотя за сходную плату она постирала бы ему рубашку, а он тем временем вздремнул бы.

— Как долго? Шесть месяцев или дольше, согласно приказу. — Раф взял потемневшую местами деревянную ложку и воткнул ее в густое варево, понимая, что сейчас лучше просто закрыть глаза и не задаваться вопросом, что это за мясо. — Надеюсь, я найду возможность поговорить с ним.

Фитц вскинул брови:

— Поговорить с Бонн? С чего это тебе вдруг вздумалось?

Раф обхватил себя руками, пытаясь хоть как-то согреться, прежде чем приняться за еду.

— Не знаю, почему я говорю это тебе… ты лишь посмеешься, но я подумываю написать книгу о войне. Ведь ты и сам понимаешь, Фитц, что за все годы под началом Веллингтона мы ни разу так и не столкнулись с самим Бонапартом на поле боя?

— Сдается мне, нам никогда и не хотелось. Итак, ты метишь стать новым Байроном?

— Вряд ли. Это означало бы отвести себе роль героя. Нет, всего лишь простая история, которую никто не прочтет, даже те внуки, которых ты пытаешься мне навязать. В любом случае к Рождеству мы возвратимся в Англию. Надеюсь, ты все еще намерен погостить у меня несколько месяцев?

— Ну да. Я столько слышал о твоем доме, что как будто уже побывал там, но все равно хочу познакомиться с твоей знатной родней. Тем более что за все эти годы я ни одного письма от них не видел. Да и ты им почти не пишешь — разве что по случаю черкнешь пару слов. А как насчет тебя, Раф?

Когда они принялись за еду, Фитц спросил:

— Позволит тебе твой дядюшка герцог снова управлять этим якобы твоим имением?

Раф положил ложку. Есть и без того не хотелось, но теперь аппетит совсем пропал.

— Я никогда ничем не управлял, Фитц, и ты знаешь это. Этим занимались наследники матери по линии ее мужей, и каждый следующий хуже предыдущего. Но, по крайней мере, они слушали мою мать и отказывались от всех предложений его светлости сделать управляющим одного из его людей.

— Почему отказывались?

— Потому что мой дядя не замедлил бы протянуть руку помощи, а второй рукой загреб под себя в два раза больше. И к тому же моя мать терпеть его не может.

— Но имение ведь твое, не так ли? Ты покинул Англию еще юношей, но, когда вернешься, у тебя будет больше прав на него, чем у других?

— В идеальном мире так и было бы. — Раф потер веки: они смыкались, несмотря на все его усилия. — Но так как Уиллоубрук не является частью майората, всем управляет мать, пока мне не исполнится тридцать. — Он снова потянулся к кружке. — И что же? Хорошо она управляет наследством, которое будет принадлежать ее сыну? Да нет. Она то и дело находит себе новых мужей. Вот чем она занимается.