Мельница на лугу - Джейн Донелли Страница 29

– Большой человек в округе, не так ли?

– Да.

Соверен глубокомысленно нахмурилась:

– Придете с ним на ужин сегодня, а?

Эмме хотелось посоветоваться с Корби. Девушка была вспыльчива, а Корби умел превращать все в шутку. Марк этого не поймет. Эмма сказала:

– Спасибо, но я не могу, сегодня вечером у меня свидание.

– Завтра? – упорствовала Соверен.

– Приходите вы к нам на ужин, ко мне и моему отцу, – пригласила Эмма. – Поужинаем вместе. Возьмите с собой Бет, если она согласится. Я скажу ему о вас. Он, наверное, захочет увидеть вас.

– Да! – сказала Соверен.

– Мне пора, – стала прощаться Эмма. – Ждем на ужин. Завтра вечером, приблизительно в это же время.

– Да! – сказала снова Соверен.

Эмма поднялась по склону, поросшему лиственницами. Корби пошел с ней. Она сказала:

– Они думают, что я честолюбива, рвусь рукой достать до звезд.

– А в действительности? – спросил Корби.

– О да, – сказала Эмма тихо. – Но большой дом не имеет к этому никакого отношения.

Он засмеялся, будто она развеселила его:

– Тот, кто смотрит на звезды, может легко споткнуться на земле.

Дети все еще сидели на запертых воротах мельницы. Эмма сказала:

– Они думают, что приехала ярмарка.

– Так оно и есть, – сказал Корби, – но не та ярмарка, которую знают дети. Ни огней, ни музыки, одна чернуха и неизвестность.

Они, видимо, сговорились с Корби той ночью. Эмма помнила усмешку Спарки, когда она проезжала мимо на карусели, и выражение его лица, с которым он поворачивался обратно к Корби. Они продолжали говорить и не улыбались больше.

Она спросила:

– Что они будут делать, если им придется уехать отсюда? Я имею в виду, «в соответствии с законом», или как там?

– Они не уедут. Я убедился, прежде чем пригласил их сюда.

– Какие у них были планы вообще? Предположим, вы не купили бы луг?

– Они бы рассеялись.

– Я думаю, они все еще могут рассеяться, если им придется уходить.

– Вы подразумеваете, если Марк Хардич их прогонит? Он не будет. Он не сможет.

Они были у мельницы. Она была словно белый силуэт большого паруса на темном небе. Эмма понимала, что народ с ярмарки нуждается друг в друге, что зимние месяцы покажутся им длиннее и холоднее, если палатки будут стоять в разных местах. Она сказала:

– Но безопаснее не раздражать Марка, не так ли? Если хотите, не знаю, даст ли это что-нибудь, но, если вы хотите, я скажу ему, что им некуда идти.

Марк Хардич был благоразумный человек, добрый, и, что бы Корби ни говорил, он был достаточно влиятелен в деревне.

– Прямо сейчас скажете? – спросил Корби.

– При первой возможности.

Не было уверенности, что возможность появится. В свете сегодняшних событий Марка могли настроить против Эммы. После того как Эмма ушла, Сара наверняка не тратила время попусту.

Если Марк заедет за ней сегодня вечером… Он, скорее всего, заедет – не приходить на свидание без предупреждения было бы неучтиво, не в его правилах. Но взаимопонимания, похоже, уже не будет. Он, возможно, будет держаться отстраненно, будет переоценивать Эмму Чандлер, чтобы противостоять дальнейшему сближению. Как удачно, скажет Сара, что Эмма показала свое истинное лицо на этой стадии ухаживания.

Эмма так паниковала, что почти забыла еще одно. То, что могло усилить ее неприятности. Она вспомнила и повернула быстро обратно. Корби, продолжавший стоять в дверном проеме мельницы, повернулся к ней.

– И пожалуйста, – сказала она, – объясните им снова, что они неправильно подумали тогда, на той ярмарке. Пожалуйста, объясните им, что я и вы не были… – Она скривилась в улыбке.

– Что – не были? – спросил Корби твердо.

Она не могла понять, зачем ему нужно объяснение. По какой-то причине она не могла произнести это слово. Ее горло пересохло, а губы дрожали. Она не могла произнести «любовниками». Вместо этого она сказала:

– Что я была вашей девушкой, ради бога, потому что я не думаю, что они поверили. – Она слегка засмеялась. – И если кто-то из них решил, что Марк увел меня у вас, они не будут мстить ему? Для шутки это слишком далеко зашло. Пожалуйста, остановите это!

– Почему я? – спросил Корби. – Хотел бы я видеть на секунду лицо Марка Хардича, если бы кто-то велел ему оставить в покое мою женщину.

Он не мог шутить над этим. Если дойдет до Марка, то все пропало. И как Эмма докажет, что Корби врет? И почему?

Она сказала потрясенно:

– Я возненавижу вас.

– Тогда не надо ни за кого ходатайствовать. – Он стоял, смотря на нее сверху вниз. – Вы еще не леди поместья.

Кровь ударила ей в лицо, как если бы он стукнул ее. Зачем она предложила замолвить слово за людей с ярмарки? И не надо было вообще. Она сказала натянуто:

– Мне жаль. Я хотела только помочь. Я не понимала, как это может прозвучать.

– Думать надо прежде, чем говорить. – Его голос звучал утомленно. – И не переживайте так. Я не буду настаивать, что я ваш любовник, которого вы бросили ради Марка Хардича.

Конечно, он не будет. Глупо было думать, что он способен на это. Вряд ли ему выгодно выставлять себя в подобной роли, и она произнесла несчастным голосом:

– Ужасный день. С ума можно сойти!

– Что-то случилось в большом доме?

– Сара сказала, что вы превратили луг в цыганский табор, а я притворяюсь, что не знала об этом.

– А что Хардич?

– Ничего.

– Вы увидите его сегодня вечером?

– Надеюсь. – Голос у нее вдруг охрип, выдав все ее отчаяние. И он сказал резко:

– Глупо, Эмма.

Она плохо соображала сейчас, что он имел в виду. Он, видимо, подразумевал ее чувства к Марку. Она не хотела ссориться. Она сказала:

– Это какое-то недоразумение, что вы так ненавидите друг друга. Он сказал, что не может с вами разумно обсуждать происшедшее.

– Хардич не обсуждает, – сказал Корби. – Разве вы не заметили этого? Он рожден, чтобы командовать.

– Кто-то ведь должен распоряжаться.

– По ту сторону забора, если ему нравится, но не по эту.

– Вы говорите о нем как о тиране. – Марк – сильный человек. Им все восхищаются, кроме Корби. «Конечно, Корби Кемпсон ненавидит господина Хардича, – говорила Крисси. – Он ревнует к нему…» – Вы просто не знаете Марка, – продолжала Эмма.

– А вы хорошо знаете?

Такого человека, как Марк Хардич, невозможно узнать хорошо. Ни через несколько недель, ни через несколько лет, ни, возможно, даже за всю жизнь. Но Эмма понимала его, ведь она любила его всю жизнь. Она сказала: