Служанка и виконт - Пэм Розенталь Страница 29

Они стали исследователями, первооткрывателями особых знаков и чудес природы, коллекционерами, знатоками чудесного и необычайного. Рана на бедре Жозефа, которую зашил Жиль, вызывала у Мари-Лор удивление. Она почти зажила и представляла собой «хорошую работу по сравнению с раной на боку, да, вот здесь, это дело рук мясника, военного хирурга». Она содрогнулась, прогоняя мысль о том, что было бы, если б пуля попала на дюйм выше и правее.

Жозеф целовал следы ожогов на пальцах Мари-Лор, чуть дотрагиваясь до них губами. «Мне приснилось, — однажды ночью прошептал он, — что мои поцелуи превращают их снова в чернильные пятна».

Две ямочки на изгибе поясницы Мари-Лор.

— Ты не знаешь, что они у тебя есть? — воскликнул он. — Подойдем к зеркалу, я их тебе покажу.

У нее никогда не было трельяжа. «Какое чудо, — думала она, — увидеть свое маленькое веснушчатое розовое тело рядом с ним, длинноногим, смуглым, мускулистым, с гордой осанкой». Она бесконечно долго, из всех возможных положений вглядывалась в изображения Жозефа и свое.

Они со смехом меняли позы, как будто позировали для тех гравюр, которые он когда-то контрабандой привозил во Францию, и придумывали под ними подписи:

«Ненасытный хозяин».

«Развратная горничная».

— Султан, — предложил он, завязывая шейный платок на голове в виде тюрбана, — и его одалиска.

Она с беспокойством посмотрела на него, смущенная его острым взглядом.

Итак, жизнь Мари-Лор переменилась. Тихо, незаметно и безвозвратно. Она радовалась, что все произошло именно так, радовалась, что перенесла все шутки, когда все поддразнивали ее, а повода для этих шуток не существовало.

В то время как сейчас, когда притворство обернулось правдой, никого нисколько не интересовало, чем занимались они с Жозефом во время своих ночных свиданий. В тревожные дни после смерти герцога слуг больше беспокоила собственная судьба. Они находились в постоянной тревоге, хватались за самые пустяковые слухи и отыскивали во всем хотя бы какое-то значение, затем отказывались от своих предположений в пользу других таких же беспочвенных домыслов.

И когда начались увольнения, все произошло не так, как этого ожидали. Всех удивило, например, что оставили Жака, камердинера старого герцога. Уволили Пьера, тихого, старательного человека, который обслуживал месье Юбера с самого детства, а его место занял Жак.

— Не к добру это, — поделился своими подозрениями месье Коле с Николя, Робером и Мари-Лор. — Подлый доносчик, вот он кто. Неизвестно, что он обещал сделать для семьи в благодарность за то, что его оставили здесь.

Мари-Лор поняла, что хотел сказать повар. Завести шпиона среди слуг — именно на такое была способна Горгона, а Жак, безусловно, подходил для этой роли. Теперь не помешает придерживать язык за зубами.

И действительно, целую неделю слуги проявляли необычную сдержанность, когда неподалеку находился Жак. Но всего лишь неделю — никому не хотелось лишиться удовольствия посплетничать. К тому же каким бы образом Жаку ни удалось сохранить место, все надеялись, что его удача как-то отразится и на них.

Кроме этого, Жак умел развлекать. В отличие от своего преданного, скучного предшественника он охотно делился самыми смешными, непристойными рассказами о новых хозяевах. Слуги наслаждались его описаниями того, как они с мрачным видом, скрипя зубами, пытаются зачать наследника.

— Он бы напивался до бесчувствия, если бы я позволял ему, — рассказывал Жак. — Я должен следить, чтобы он выпил не слишком много, когда собирается к ней. Достаточно, понимаете ли, чтобы снять напряжение. Но недостаточно, чтобы окончательно завял.

Мари-Лор смеялась и шутила вместе с ними. Но странно, временами она чувствовала жалость к новой герцогине. «Как печально, — думала она, — заниматься любовью с человеком, к которому не испытываешь ни малейшего влечения и который тоже не хочет тебя».

Как ужасно ночь за ночью ожидать пьяного нежеланного партнера, а не того, кто охвачен безумной страстью, чтобы увлечь тебя в постель и покрыть поцелуями.

И как должно быть неловко, когда джентльмен… — как это назвал Жак? — «вянет». О чем можно говорить в таких случаях? Но нельзя и предположить, с гордостью подумала она, что такое может произойти с Жозефом.

Все это было невыразимо грустно; возможно, именно этим объяснялась злобность Горгоны.

Конечно, эти проблески жалости исчезали, как только герцогиня наносила новое оскорбление или ставила синяки кому-нибудь за малейшую неловкость или вообще без причины. После очередной вспышки гнева Мари-Лор охотно присоединялась к проклятиям слуг в адрес мадам Амели, а в глубине души гордилась своим превосходством над ней.

«Тем хуже для вас, мадам, — думала она. — Сегодня ночью вас не ждет тот, кто бы крепко прижал к груди, когда бы вы бросились в его объятия. Чьи глаза сияли бы и чья улыбка выдавала его сладострастные мысли. И кто после страстных поцелуев шептал бы вам на ушко самые похотливые, возбуждающие слова, рассказывая, какие новые и интересные вещи он собирается делать в эту ночь…»

Здесь мысли Мари-Лор прерывались, она пожимала плечами и начинала думать о том, что нового они с Жозефом придумают ночью.

Для нее все было новым и удивительно захватывающим.

«Столько позиций! — восхищалась она. — Столько способов! Столько маленьких секретов! Столько настроений и нюансов: радостного возбуждения, торжества, смущения и смешения чувств. Столько оттенков ощущений от того, вверху ты или внизу, горизонтально или вертикально, лицом друг к другу или отвернувшись…» Прошлой ночью он поднял ее, а она обхватила ногами его талию. Она опустилась на него и крепко сжала его внутри себя. Мари-Лор думала, что он отнесет ее в постель, но Жозеф не сделал этого. Пока у него хватало сил, он так и брал ее, стоя посреди комнаты, а она извивалась в его руках, временами бросая взгляд на их отражение в зеркале.

«Как странно и чудесно, что мы так подходим друг другу, — думала она, — вместе мы образуем какого-то яростного и прекрасного зверя с двумя спинами».

Они играли и смеялись, восхищались и дразнили, под их шепотом и смешками скрывались непроизнесенные мольбы: «Да, так, еще! Бог мой, не останавливайся!» — мольбы переходившие в настойчивые требования. Они умоляли, настаивали, требовали и указывали: «Да, еще раз, вот так!»

«Существовали ли более прекрасные поэтические фразы, чем просьбы любовника? — спрашивала себя Мари-Лор. — Разве пара односложных звуков не выразительнее слов „я хочу“?» Их крики, как катящиеся океанские волны, на пике страсти разбивались на тысячу хрустальных капель, затихали, переходя в стоны, вздохи и тихий смех, а потом угасали. Забавно, что прекрасно владеющие словом люди могли общаться, пользуясь такими простыми грубыми фразами.

Она улыбнулась, вспомнив то утро в амбаре, когда она с беспокойством и страхом спросила: неужели люди на самом деле так неприлично ведут себя? Теперь она стала намного умнее, уверенная, что люди делают почти все, прозаическое или поэтическое, получая бесконечное множество удивительных результатов.