Прекрасная вдова - Дженет Маллани Страница 29

Я брожу по саду Оттеруэла, среди искусно подрезанных тисовых деревьев, по заросшим мхом и папоротником тропинкам. В конце одной из них стоит каменная скамья. На скамье лежит Кэролайн. Спит. В одной руке она держит ленты от шляпки, другая покоится под щекой. Она выглядит совсем юной, умиротворенной и беззащитной. Так и хочется заслонить ее от всех невзгод этого мира. Таких, к примеру, как я.

Подхожу ближе. Это случилось будто вчера. Она падает в обморок… Я подхватываю ее на руки… Ее нежное тело в лесу, в зарослях папоротника… Наши невинные объятия на театральной сцене… Ее веселый смех, добрая улыбка и шляпка, полная наживки для Уилла.

Неужели она все еще влюблена в Линсли? Мы с ней не говорили об этом. Джентльмену не пристало задавать даме подобные вопросы.

Локон падает на ее щеку. Я опускаюсь на колени.

— Кэролайн, — едва слышно произношу я и глажу ее волосы.

Она вздыхает во сне. При иных обстоятельствах этот вздох можно было бы описать как стон. Я прикасаюсь к ее щеке, нежной и гладкой. Пусть спит. Сейчас я уйду. Но перед тем как уйти, хочу задать один вопрос. Мне очень нужно знать, любит ли она Линсли. Разумеется, я останусь на премьеру и не нарушу слово джентльмена.

Соблазн дотронуться до нее, обнять и поцеловать ее так велик! Даже если ее отношения с Линсли завершены, здравый смысл подсказывает, что мои надежды призрачны. Мне не удалось завоевать ее. Придется смириться. В Англии достаточно богатых вдов, не столь разборчивых и щепетильных. Придется нам с Бартоном отправиться на популярные курорты — в Бат, например. Однако сначала мне необходимо поговорить с ней.

— Кэролайн, — шепчу я снова.

— Ник, — еле слышно произносит она.

Она помнит мое имя! Имя, которым меня никто не называл столько долгих лет! Кажется, я схожу с ума от счастья. Для нее я готов на все, я горы сверну ради нее…

— Кэролайн, я люблю тебя.

Что? Неужели я произнес это вслух? От страха я замираю. Она падает со скамьи и, скверно ругаясь, приземляется на шляпку — ту самую, в которой несла наживку для Уилла.

— Какого чёрта вы это делаете, Конгриванс?

Я хочу помочь и протягиваю ей руку. Она с ненавистью отталкивает ее и, путаясь в юбках, с трудом поднимается на ноги.

— Проклятие, я могла сломать шею. Вы что, сумасшедший? Какого дьявола вы подкрались ко мне? Нигде мне нет покоя от этих идиотов и развратников! Только и знают, что пялиться на мою грудь!

— Мадам, я…

— Не смейте отрицать! Я знаю, кто вы на самом деле, Конгриванс.

Она замолкает на мгновение, чтобы перевести дух.

— Вы… знаете?

Я теряю дар речи. Никогда прежде я не чувствовал себя таким растерянным. Она топает ногой:

— Что вы уставились на меня? Какие игры вы затеяли со мной?

— Я?

— Со мной так нельзя. Вы думаете, у меня сердце каменное? Вы волочитесь за каждой юбкой, а я совсем одна, все друзья отвернулись от меня и…

— А вы, значит, невинны, как агнец? Да вы и Линсли…

— Какой же вы болван, Конгриванс!

И бросается на меня. Мне становится не по себе — ее нельзя назвать хрупкой женщиной. В то же время я понимаю, что это почти признание в любви. Пусть весьма необычное. Она хватает меня как в тиски, мы теряем равновесие и падаем на скамью. Она оказывается сверху меня.

— Теперь говорите вы! — требует она.

У меня перехватило дыхание. Я лежу с открытым ртом, словно рыба, оказавшаяся на суше.

— Послушайте, — шипит она, — я равнодушна к Линсли. Мне нет до него никакого дела. Я сделала то, на что у вас духу не хватило. А вы в это время напились до безобразия.

— Что вы хотите этим сказать?

— Этим я хочу сказать, что вы — круглый дурак. Я говорила с ним о Фанни и Уилле.

Кажется, можно вздохнуть с облегчением, хотя в моем положении сделать это не представляется возможным. И все же мне повезло — в ее глазах я всего лишь жалкий похотливый трус. Слава Богу, она не знает о моих бесчестных планах. Однако сейчас меня это мало волнует. Она лежит на мне, и ее глаза пылко горят. Не от желания, разумеется, а от гнева. Но на это я с радостью закрываю глаза. Мое беспомощное положение не может не радовать меня.

Я начинаю стонать.

— Сейчас же прекратите!

— Кэролайн, кажется, я ушибся, когда падал.

— Чепуха, с вами все в порядке. — В ее голосе слышатся тревожные нотки. — Сейчас я поднимусь.

— Не надо. Лично меня все устраивает. Я готов лежать здесь с вами целую вечность.

— Без еды я вряд ли смогу, — хмурится она.

— Мадам, я пытаюсь объясниться вам в своих чувствах, а вы в это время думаете о том, как бы не похудеть.

— Кто же еще подумает об этом, как не я? Боюсь, что вы, Конгриванс, на самом деле доведете меня до изнеможения.

Как замечательно двусмысленно звучат ее слова! Я безумно люблю ее…

Нет, не то. Я безумно хочу ее.

— Что ж, я на это способен. Но поскольку я не в силах пошевелиться, может, вы поцелуете меня?

— Может, вы попросите об этом как следует?

— Поцелуйте меня, моя скромница. Если вы, конечно, не возражаете.

— Может быть, и не возражаю.

Ее взгляд мечтателен и нежен. И вот я уже не вижу ее глаз. Я вообще ничего не вижу. Я вдыхаю тонкий аромат, чувствую тепло ее чудного тела, его роскошные округлые формы.

— Сейчас же уберите руки с моих бедер, Конгриванс.

Я открываю глаза.

— Скажите, что любите меня!

Она внимательно смотрит на меня.

— С какой стати?

— Проклятие, Кэролайн, идем скорее в кровать…

В мгновение ока она оказывается на земле. Приподняв подол платья, она ставит свою ногу, обутую в элегантные туфли, на ту часть меня, куда дамы, как правило, не ставят свои ноги.

— Кажется, вы несколько забылись, сэр. Мы вернемся в дом с разных сторон. — Она нагибается и поднимает с земли свою смятую шляпку. — Черт, Конгриванс, вы наступили на нее. Видите след от вашего башмака?

— Извините, я не заметил.

Встаю на ноги и стряхиваю мох.

— Не важно. Отдам Мэри, когда Бартон бросит ее.

Леди Кэролайн Элмхерст

Коварный соблазнитель! Позвал меня в кровать! Белым днем, на дворе! Представляю, как Мэри открывает комнату и входит с кипой белья. Конечно, мы могли бы придвинуть к двери что-нибудь из мебели. Ничего не имею против небольшой перестановки мебели, перед тем как… Ничто так не возбуждает. Уверена, Конгриванс пошутил бы на этот счет, выдал бы какую-нибудь остроту. Я вижу его улыбку…