Просто была зима... - Алиса Лунина Страница 28

Семен ответил Татьяне насквозь грустным взглядом человека, знающего, что такое усталость, сомнения, горечь поражений, и пожал плечами.

– Вся штука в том, что жизнь – не кинематограф! – заявил он.

– Вы не должны останавливаться, вам нужно писать, у вас талант! – настаивала Татьяна. – Пожалуйста, не надо бросать… Легче всего найти тысячу причин, чтобы махнуть на мечту рукой и все бросить, но так нельзя… Вы потом будете всю жизнь жалеть, поверьте, я знаю, о чем говорю.

Семен невесело улыбнулся, поблагодарил Татьяну за «добрые слова», попрощался и ушел. В окно кофейни было видно, как он перешел улицу и исчез в снежной мгле. Татьяна вздохнула: она должна была помочь ему, до Нового года десять дней, и за это время ей придется что-то придумать! В конце концов, может, за этим она и приехала в Москву – спасти чью-то мечту?

…Девушка возвращалась домой по вечерней, заснеженной Москве; в скверике рядом с Ольгиным домом Татьяна остановилась и, заглядевшись на то, как красиво в свете фонарей кружит снег, подумала: «Как странно – я в Москве немногим больше недели, а за это время столько всего случилось! И дороги в прошлое засыпал снег».

Вернувшись домой, она устроилась на диване с котом Прошей. Проша – мощный генератор тепла и уюта, мурчал за трех больших котов. Татьяна взяла в руки трактат Кеплера о шестиугольных снежинках. Не то чтобы она понимала, о чем там шла речь, но ей нравилось, что звучало все это как чистая поэзия – словно белые стихи для белого, метельного вечера. «Я перехожу мост, терзаемый стыдом – я оставил тебя без новогоднего подарка! И тут мне подворачивается удобный случай! Водяные пары, сгустившись от холода в снег, выпадают снежинками на мою одежду, все, как одна, шестиугольными, с пушистыми лучами. Клянусь Гераклом, вот вещь, которая меньше любой капли, имеет форму, может служить долгожданным новогодним подарком любителю Ничего и достойна математика, обладающего Ничем и получающего Ничто, поскольку падает с неба и таит в себе подобие шестиугольной звезды!»

Иногда она отвлекалась от чтения, вставала, пила чай, подходила к окну, вглядывалась в белую мглу, и – снова читала. «Пока я писал эти строки, снова пошел снег, причем еще пуще прежнего. Я прилежно принялся разглядывать снежинки».

И вот – дочитала, перевернула последнюю страницу, задумалась: какой все же странный человек этот Жданов! А как знать, может, за его свирепой наружностью скрывается нежная душа, и вообще он чувствительный человек с тонкой душевной организацией, раз уж читает такие книги и развешивает на стенах такие картины?

В дверь затарабанили. Вот именно, не позвонили, а застучали, причем так громко, словно били кулаком. Татьяна опасливо приблизилась к двери – мало ли кто там, – может статься, какая-нибудь сумасшедшая Ольгина поклонница, вроде той, что поджидала тогда в подъезде, или, что еще хуже – вернулась припадочная любовница Жданова…

– А ну открывайте! – забасили из подъезда и снова замолотили по двери.

Татьяна поглядела в глазок и увидела нечто заросшее, в мохнатой шапке.

– Кто там?

После того как «нечто в мохнатой шапке» назвалось Ждановым, Таня открыла дверь.

Жданов – человек «с тонкой душевной организацией» тут же ввалился к ней в прихожую и завопил:

– Где мой кот? Я же вас, как человека, попросил присмотреть за ним!

* * *

Вызванный Верой Васильевной по Ольгиной просьбе наряд полиции приехал быстро. И убитый Саша тоже быстро очухался, произошло это примерно синхронно. Во всяком случае, когда Оля, по-прежнему завернутая в полотенце, и Вера Васильевна с Дружком вместе с полицейскими вошли в квартиру Литвиновых, они увидели, как Саша Баранов медленно, очень медленно, как в фильме про вурдалаков, оживает и пытается встать. Причем процесс возвращения Баранова с того света испугал Ольгу не меньше, чем его «смерть». Она закричала, и ее крик слился с воплем Веры Васильевны и воем Дружка.

– Отставить! – попытался перекричать всех коренастый капитан с усталым, красным лицом. – Всем молчать!

Все, кроме Дружка, замолчали.

– Капитан Прохоров, – сухо представился капитан и спросил: – Где убитый?

Ольга дрожащей рукой указала в сторону раскачивающегося Саши Баранова – вот. Лицо Баранова было перепачкано кровью.

– Вот дура, – простонал Саша, – розой меня поцарапала, теперь кровь идет! – Он наконец встал на ноги.

– А что здесь происходит? – брезгливо сморщился капитан Прохоров, который больше всего на свете не любил выездов на бытовые разборки. – И кто сделал ложный вызов?

Вера Васильевна быстро спряталась за Ольгу.

Девушка вздохнула:

– Так я думала, что я его убила.

– Тэк-с, покушение на убийство, – кивнул Прохоров. – Значит, сами признаетесь?

Ольга поняла, что сморозила глупость, и затараторила:

– Товарищ капитан, тут ошибка вышла, плохого-то никто не хотел!

– Плохого никто не хотел? – взревел Саша Баранов. – А что же здесь хорошего – человека по башке шарахнуть? Значит, так, товарищ капитан, я хочу сделать заявление о том, что моя сожительница – гражданка Литвинова – недавно пыталась меня убить! Готов подписать заявление и присягнуть в суде!

Ольга не поверила своим ушам – вот сволочь! – и возмутилась:

– Да лучше бы я тебя на самом деле убила!

Саша усмехнулся:

– Это прошу тоже зафиксировать в протоколе!

– Да тебя убить мало! – не выдержала добрейшая Вера Васильевна. – Всю душу ты ей измотал, гад! Десять лет таскался, а так и не женился!

Дружок забрехал с утроенной энергией.

Раздраженный, Прохоров замахал руками:

– Да угомоните вы свою собаку! И вообще не кричите, давайте по порядку!

Саша кивнул и начал излагать:

– Я пришел к этой гражданке с цветами и добрыми намерениями, а она ни с того ни с сего хвать вазу и огрела ею меня по голове. Это вообще нормально – бить человека бутылкой по голове?!

– Нет, это ненормально, – вздохнул Прохоров и выразительно посмотрел на полуголую Ольгу в полотенце. – Идите оденьтесь, гражданочка!

Оля ушла в спальню и вскоре вернулась одетая.

– Что же мне с вами делать? – Прохоров задумчиво смотрел на Баранова с Ольгой.

– Давайте в отделение их, а там разберемся? – предложил второй полицейский.

– Может, по-хорошему между собой договоритесь? Все же тут дела любовные?! – предложил капитан Баранову.

Но Саша был настроен решительно:

– Нет, не договоримся! Она же могла меня убить, понимаете? Я буду писать заявление! Чтобы впредь не хулиганила!

– Какая подлость! – крикнула Ольга.

Саша пожал плечами, он считал, что нет большей подлости, чем отказать ему в любви, когда он пришел мириться с «цветами и добрыми намерениями».