Обольстительница - Хизер Грэм Страница 28

Джулиан Маккензи молча мыл руки, пытаясь справиться с отчаянием и ощущением провала, охватившими его. Он только что потерял пациента.

Он не мог сказать, что это случилось впервые. Раненые и прежде умирали довольно часто. Война… Многие погибали, даже не успев стать его пациентами, еще до того, как он успевал оказать им помощь.

Однако эта последняя потеря казалась особенно горькой.

Мальчика, которого только что сняли с операционного стола, ранило в ногу шальной пулей. Он не должен был умереть. Ему только исполнилось девятнадцать. Он еще толком и не брился. Если бы его ранило мушкетным зарядом, его удалось бы спасти. Мушкетные заряды не так опасны. Но эти новые мелкие конусообразные пули куда хуже, они сплющиваются и дробят кость. Вот и у этого мальчика оказалась раздроблена кость лодыжки. Боясь потерять ногу, он сам перевязал себе рану и скрыл, что она кровоточит и нестерпимо болит. Джулиана разбудили на рассвете. Командир юноши заметил, что парень ранен, однако к тому времени уже началось сильнейшее заражение.

Джулиан сознавал, что боль в душе вызвана не только гибелью юноши, но и тревогой за его собственную семью. Янки все еще удерживают Сент-Августин, однако новости каким-то образом просачиваются через линию фронта. Он уже успел узнать, что его невестка Элайна была шпионкой. Она покинула Сент-Августин и не вернулась обратно. Потом исчезла и ее подруга-янки, Райза Мэджи, отправившаяся на поиски Элайны. Джулиан никогда не встречался с Райзой, только слышал разговоры о том, что ее отец – генерал союзной армии – готовится поднять весь флот северян ради поисков и возвращения дочери.

– Ты ничего не мог сделать, – услышал он мягкий тихий голос.

Сестра Тиа положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней. Хотел объяснить, что переживает не только из-за трагической смерти незнакомого юноши, но вовремя опомнился и промолчал. Тиа и так беспокоится за своих.

Когда она была рядом, у Джулиана становилось легче на душе.

Когда-то южане из высшего общества единодушно осуждали молодых женщин, работавших медсестрами в действующей армии. Ведь они там могли увидеть такие вещи, какие молодым женщинам из хороших семей видеть не полагается. Надо сказать, многие так называемые медсестры почти ничего не делали, лишь читали раненым и писали письма. Но только не Тиа. Она работала по-настоящему. В первый же момент, как только явилась к нему, заявила, что хочет помочь выиграть войну.

Джулиан ею очень гордился. Во-первых, она поразительно красива. Тиа унаследовала черные глаза отца, в то время как ему и Йену достались темно-синие глаза их деда. Волосы у нее такие же черные, как и глаза, а кожа цвета сливок. Среднего роста, изящная, очень живая, она проявляла необыкновенные способности во всем, и этим Джулиан тоже гордился. До войны ее интересы не шли дальше светских приемов, балов и путешествий. Ей хотелось посмотреть не только Европу, но и Египет с его пирамидами, увидеть реку Янцзы в Китае.

Однако началась война. Отец с радостью отправил бы дочь куда-нибудь подальше от дома, но она решила остаться и уже в течение нескольких месяцев работала вместе с Джулианом на полях сражений. Родители не стали возражать. Ни Джаррет, ни Тара Маккензи никогда не считались с мнением чопорного светского общества. Теперь Джулиану казалось невероятным, что в детстве и отрочестве они с Тиа дрались, как кошка с собакой. Сейчас она стала для него незаменимой помощницей. Она читала раненым, писала для них письма, подбадривала их, ухаживала за теми, кто лежал в жару, и даже помогала при операциях. Готовила перевязки, мыла раненых. И каким-то образом умудрялась не обращать внимания на тошнотворный запах гниющей человеческой плоти.

Можно считать, ему повезло. Когда повстанцы заняли Сент-Августин, ему помогала невестка, оказавшаяся отличной медсестрой. Теперь у него есть Тиа.

Она взглянула на мертвого юношу. Глаза ее увлажнились. Тиа быстро перевела взгляд на Джулиана.

– Вся его семья – и родители, и жена, и ребенок – живут в Окале. Я написала за него два письма. Он очень не хотел, чтобы они узнали о том, что он пристрастился к табаку и азартным играм. Просил меня сжечь его колоду карт для покера.

– Значит, сожги карты. А потом пойди отдохни немного. Ты себя изматываешь. Нельзя тратить столько сил.

Она некоторое время молчала, потом сказала:

– Джулиан, у нас есть брат, который сражается на стороне янки. И всем известно, что наш отец аболиционист. Если мы выиграем эту войну, всегда могут найтись люди, которым придется время от времени напоминать о том, что двое представителей Маккензи из Тампы спасали солдат-южан.

– Но ты ведь с такой же энергией помогаешь и солдатам-янки. И кроме того, говоришь вещи, какие никогда не сказала бы преданная своему делу конфедератка.

Она пожала плечами:

– Если Йена ранят на вражеской территории, я могу только молиться о том, чтобы ему оказали необходимую помощь. Ты прав, я ненавижу войну. Это неправедное дело. Война началась с того, что кучка мальчишек и стариков, вообразивших себя юнцами, стали угрожать друг другу, надеясь разбить противника в одном бою, в крайнем случае в нескольких. Но сколько времени прошло, а война все еще в разгаре. Мужчины гибнут, дома разрушены, дети становятся сиротами. А когда все это закончится, боюсь, мне не останется ничего иного, кроме как пойти в медицинскую школу. Замуж выйти будет не за кого.

В палатку заглянул помощник Джулиана, сержант Дигби, худощавый, быстрый молодой человек, служивший в армии Соединенных Штатов от Аризоны до тех пор, пока его штат не отделился. Дигби отдал честь, заметил умершего, на минуту помрачнел. Потом заговорил возбужденно:

– Он приближается, сэр! Он приближается.

– Кто приближается, Дигби?

– Капитан Маккензи, сэр! «Леди Варина». Здорово, правда? Кругом столько союзных кораблей, а он провел свой корабль туда и обратно как ни в чем не бывало.

Джулиан бросил взгляд на сестру. До сих пор их двоюродный брат действительно проводил свой корабль сквозь линию блокады как ни в чем не бывало. Однако на самом деле это был тяжелый труд, и с каждым месяцем прорывать блокаду становилось все опаснее. Конечно, эта работа подходит Джерому больше, чем кому-либо другому. Он никогда не служил во флоте Соединенных Штатов, как многие другие офицеры-конфедераты. До войны он был ныряльщиком и строил суда. Свое дело он изучил на больших кораблестроительных верфях Севера. И применял все, чему научился, в водах Флориды. Свою «Леди Барину» он построил и сконструировал сам. Легковесную – всего пятьсот тонн, – оснащенную и паровым механизмом, и парусами, способную маневрировать даже на мелководье, быстроходную и надежную, снабженную семью небольшими орудиями и тремя большими пушками.