Лондон pret-a-porte - Олег Селиверстов Страница 28

– Ладно, у меня есть бейсболка в чемодане. А шляпа, если честно, мне все равно не нравилась, – сказал я.

* * *

Имя «Шанель» часто произносят вслух на этой планете, но «Johnnie Walker» или «Jack Daniel’s» [29] , уверен, говорят гораздо чаще.

Я сидел за стойкой бара «Salt», разглядывая полки, уставленные множеством разных сортов виски. Свет, струившийся невидимым потоком откуда-то сверху, бережно обнимал каждую бутылку, от чего содержимое переливалось золотом, янтарем и сердоликом. Бар пустовал, только угловой стол занимали две пожилые пары. Судя по массе тела – явно американцы.

Появилась Симона, отходившая «оценить дизайн» туалетной комнаты.

– Думаю, что Стивенсон придумал бессмертный «Остров сокровищ», глядя, как холодные волны омывают прибрежные скалы Эдинбурга и попивая обжигающий грог, – проговорил я.

– С чего ты решил?

– А что еще делать в непогоду? Только пить горячий чай с виски и сочинять приключения про корабли, моря и солнечные острова.

– Может, он лежал в постели под теплым шерстяным пледом?

– При этом явно в одиночестве. Вдвоем вряд ли что-нибудь сочинишь, кроме эротических рассказов.

Из двери, ведущей на кухню, появился круглолицый бармен Джим с двумя тарелками в руках. На них горкой возвышался жареный картофель и огромные гамбургеры. Узнав меня, здоровяк дружелюбно улыбнулся. Я кивнул в ответ.

– Вы знакомы? – удивилась Симона.

– У нас общая страсть к шотландской литературе. Угощайся.

Я подал девушке бокал с виски «Роб Рой». Она сделала маленький глоток.

– Чудесный вкус, – Симона прикоснулась пальцами к моей груди и погладила тонкую шерсть. – Знаешь, а тебе идет этот пуловер. Ты в нем такой добрый и мягкий.

– Зато ты чересчур смелая.

– Антуан, не беспокойся за меня, – Симона поправила волосы. – Мама уверяет, что я в бабушку. Про нее говорили: «В гроб ляжет, а ногой пиннет». Хотя на самом деле я трусиха. С детства боюсь пауков. Макс, гаденыш, однажды подбросил мне в кровать огромного паука с крестом на панцире. Это была жуть! Со мной случилась истерика. Мама потом целую неделю Макса к нам не пускала. Еще боюсь мертвецов…

Симона говорила тихо и задумчиво. Я видел ее такой впервые за время нашего знакомства. Куда подевался неиссякаемый кураж? Где та неутомимая шалопайская девчонка, дерзко расстегивающая куртку на груди и бесстрашно шагающая навстречу четверым неграм?

– А я боюсь змей. Они мне в кошмарах снятся. Иногда тюрьма, – произнес я, глядя в лицо девушки.

Мне почудилось, что где-то в глубине серо-голубых глаз снова, как тогда в самолете, промелькнул страх. Что ее так тревожит? Симона сидела, чуть склонив голову, руки лежали на коленях рядом с фотокамерой.

– Антуан, как ты думаешь, дефиле пройдет успешно?

– Ты же сама утверждала, что все будет хорошо.

– Утверждала, – Симона подняла голову. – Надо верить в удачу до конца. Иначе никак. Но в каждом из нас живет ange ou demon [30] … – Она пригубила виски. – Задолбалась я что-то. Устала, по сыну соскучилась, по родителям. Хочешь, покажу фото Дениса?

Она протянула мобильный. С экрана улыбался кудрявый малыш с большими голубыми глазами.

– Красивый мальчик, – сказал я.

– Ему здесь три года. Никак не могли постричь непослушные кудряшки. Такой упрямый.

– Я тоже мечтал о ребенке, но жена считала, что прежде чем рожать детей, надо насладиться молодостью, купить приличную квартиру, и так далее… А ты бы хотела иметь второго сына?

Я замолчал, наткнувшись на удивленный взгляд Симоны.

– Второго мальчика? – переспросила она. – Почему нет? Правда, мы вчетвером с мамой и отчимом живем в двухкомнатной панельке. Куда детскую кроватку поставлю, в ванную, что ли?

Словно в оправдание мне захотелось сказать, что моя мама и сестра с племянницей тоже живут в двухкомнатной квартире с пятиметровой кухней. И я называю их квартиру женской общагой, а когда уезжаю куда-нибудь, прошу сестру пожить в моей однокомнатной квартире.

Сестра обожает готовить на просторной кухне, обставленной хорошей мебелью и современной бытовой техникой, и втайне желает, чтобы я подольше не женился.

Симона, взглянув на фотографию сына, убрала телефон в карман.

– Может, поедем ко мне? Устрой себе выходной, – тактично предложил я. – Увидишь апартаменты, в которые я переехал из отеля. Выпьем чаю.

– С молоком?

– Молока нет, но есть сливки. Апартаменты, правда, похожи на каморку папы Карло, – шутливо сказал я. – Подозреваю, что когда-то это был чулан или кладовка. Окно под самым потолком такое узкое, что, в случае чего, в него вряд ли пролезешь. Но зато отдельный вход, прямо с улицы. Мощенная булыжником дорожка ведет от калитки до двери. Перед входом крохотный палисадник с вечнозеленым кустарником. И что самое ценное – от шума дороги спасает высокая каменная ограда.

– В твоем чулане хранили награбленное в Индии, – уверенно сказала Симона.

– Точно, – подхватил я. – А теперь потомки колонизаторов обеднели, сдают чулан приезжим и никогда не включают отопление. Сплю под двумя одеялами. Хозяйка старушенция твердит одно: «Sorry… It’s not too cold». Не так-то уж и холодно… Поедем?

– Не сегодня, – сказала Симона. – Мне нужно обработать отснятый материал.

– Ненадолго. Если тебе понравится обстановка, придумаем какую-нибудь сценку…

– Даже не знаю… – Она покрутила в пальцах телефон, как будто раздумывая, затем вздохнула. – Что-то голова разболелась. Пойдем на воздух.

Я прикончил остатки «Роб Роя», расплатился. Мы вышли на улицу и двинулись в сторону метро. Ночь обняла нас сырой прохладой. Симона поежилась, набросила капюшон и взяла меня под руку. Где-то в бездонной черноте неба гудел самолет.

– Скажи, Антуан, ты за всех девушек заступаешься, когда их обижают? – спросила Симона. – Или драться любишь?

– Когда мне было лет шесть, мы с отцом ждали автобус на остановке. Рядом стояла женщина, интеллигентная такая, с портфелем. Улыбалась, глядя, как отец держит меня за руку. Время было позднее, окраина города. Как мы там оказались, я уж и не помню. Подошла группа пьяных подростков. Курят, ругаются. Женщина их одернула…

Я замолчал от нахлынувших неприятных воспоминаний.

– Что было дальше? – спросила Симона.

– Один из них ударил ее по лицу, потом вырвал портфель, и они начали пинать его, как футбольный мяч. Она плакала и кричала моему отцу: «Мужчина, что же вы стоите», но он не двигался, а только крепче сжимал мою ладонь. Так сильно, что у меня потом пальцы болели. Мне было очень стыдно за него. Вскоре приехал автобус, парни убежали… Мы никогда не вспоминали с ним эту историю. И знаешь, спустя много лет, в армии, я понял, что тогда отец оберегал меня, беззащитного малыша, боялся, что я пострадаю…