Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 28

Откуда он здесь?! Как он здесь?! Зачем?!

«Да за тем же, за чем и прочие, – холодноусмехнулась Юлия. – И, верно, он здесь завсегдатай – ведь на премьерызовутся только «друзья дома»!»

И память тут же подсуетилась: вытащила из-подспуда тщательно запрятанное, старательно забытое зрелище совместного похабства,творимого на алом плюшевом жертвеннике. Это ведь Адам был тогда среди прочих!Это его видела Юлия перед тем, как лишилась чувств! Он и его бесстыдство былипричиною ее болезни, он, Аполлон с ногами сатира! Верно, и душа его такова –похотлива, блудлива.

Она-то мучилась угрызениями совести,изнемогала от стыда, ощущала себя предательницей, потому что введена была вроковое заблуждение тьмой, и ночью, и своей любовью к нему! А он, расточая ейнежнейшие признания, через час бежал сюда и валялся с распутной Ружей, ленивойПивоньей, глупышкой Фьелэк – да и со всеми с ними враз. С него станется! Ах,потаскун, пакостник, блудодей, кощунник! Да как он смел глумиться над любовью!Вот сейчас Юлия скажет ему! Все скажет, что думает! Ведь, если порассуждать,она здесь очутилась из-за него. Он сейчас узнает, что совершил!

Юлия уже набрала в грудь воздуху, оттачиваясловцо поострее, уже хищно блеснули ее глаза, она уже приоткрыла рот, готовясьобрушить на Адама град упреков и оскорблений, – да так и замерла, словноподавилась своими же словами, ибо внезапная мысль, пронзившая ее, была ядовитеезмеиного укуса: а что будет, если Адам в ответ назовет фамилию ее отца? На свойпозор она уже закрыла глаза, но позора этой отважной, честной фамилии вынестине сможет! Господи, не допусти!

– Юлия, Боже правый, – повторил между темАдам, и недоверчивое изумление на его лице сменилось кривой усмешкою. – Тыздесь?! Так, значит, Сокольский ошибался, говоря, что ты, что ты дочь… – У негоперехватило горло, и, как ни была напряжена, потрясена Юлия, она не смогла незаметить, что рука Люцины вдруг ощутимо задрожала, и мадам испуганновоскликнула:

– Проше пана, здесь нет имен! Здесь толькоцветы и садовники! Нашу дебютантку зовут…

– Юлия! – бормотал Адам, обратив на словамадам Люцины не более внимания, чем на мушиное жужжание. – Так, значит, тылгала мне все это время?! Лгала с утонченным бесстыдством?! Ты просто шлюха, ане племянница горничной у Аргамаковых, или за кого ты там себя выдавала, и ужтем паче не та, за кого принял тебя Сокольский?! А он-то клялся, что невзначайобесчестил тебя, что должен отыскать, что ты теперь от него никуда не денешься!Поделом ему! Хорошенькое его ожидает разочарование, когда он узнает, что ищетшлюху, а вовсе не дочь русского…

– Проше пана Кохайлика! – истерическивзвизгнула Люцина, и Юлия не вдруг сообразила, что Кохайликом в Цветочномтеатре кличут Адама, и не только за его фамилию Коханьский, но, верно, и занеутомимость в любодействе. – Проше пана Кохайлика! Мы не называем никакихимен! Сей новый на нашей сцене цветочек зовется Незабудкою, и сейчас ей надлежитизбрать себе садовника, чтобы удалиться с ним в покои, а потом узнать его позапаху в темноте среди прочих. Итак, Незабудка, приглядись, выбери: будет ли утебя садовник-блондин, садовник-брюнет, рыжий, шатен, русый? Ты должна бытьвнимательна!

Мадам Люцина, не останавливаясь, тараторилаостальные правила игры, встречаемые смехом и восторженными криками гостей. Ониоставляли других девиц и выстраивались перед Юлией, поигрывая чреслами.

Мадам Люцина подтолкнула Юлию, но та стоялабудто к полу приклеенная, не сводя глаз с тонкого, красивого лица Адама, накоторое медленно восходила лукавая улыбка, а глаза зажигались похотливым огнем.

– О, так ты должна выбрать себесадовника?! – промурлыкал он. – Сделай милость, окажи мне эту честь, пустьу тебя будет садовник-блондин. Выбери меня, и клянусь, Незабудочка, ты этогоникогда не забудешь!

В нем просыпалась чувственность, и весомоедоказательство сего неудержимо восставало из густой черной шерсти, покрывавшейего бедра.

«Меня сейчас вырвет! – с ужасом подумалаЮлия. – Прямо сейчас! Я больше не могу!»

Она отшатнулась от Адама и наткнулась настоявшего рядом мужчину – того, с кем он беседовал о гильотине. Она его и неразглядела толком, да и теперь было все равно, только бы оказаться подальше отэтого Кохайлика, внушавшего ей даже не отвращение – какой-то темный ужас,поэтому она схватила за руку этого незнакомца и напористо повлекла за собойпрочь из залы, сопровождаемая улюлюканьем, хохотом и непристойными пожеланиямиоставшихся ни с чем гостей.

– Садовник-брюнет! – оповестила всехРужа. – У Незабудки садовник-брюнет!

Краем глаза Юлия успела увидеть, что Адамринулся следом, однако мадам Люцина проворно заступила ему путь.

– Так у нас не принято, пан Кохайлик, –сказала она тихо, но твердо.

Ни на миг не замешкавшись, Адам попыталсяоттолкнуть мадам, но та вцепилась в проемы двери и стояла непоколебимо, какскала.

– Так у нас не принято, – повторилаЛюцина, и в голосе ее зазвенел металл. – Или вы хотите, чтобы пан Аскеназазакрыл для вас кредит в нашем Театре?

«Ох, да он даже блудит в долг, этот загоновшляхтич!» – с презрением подумала Юлия, а что было в парадной зале потом,узнать не удалось: перед нею оказалась дверь ее опочивальни, куда она ивбежала, волоча за собой своего избранника.

Захлопнула дверь, повернулась, бурно дыша,взглянула наконец на того, с кем ей предстояло сейчас разделить ложе… Да так исела на кровать, ибо ноги подкосились.

Поистине нынешний вечер выдался неистощимым нанеожиданные встречи! «Садовник-брюнет» тоже оказался знакомым Юлии. Это былВалевский.

* * *

– Пан Ал… пан… – заикаясь проговорила Юлия, ион ответил почти так же, как там, на станции, где она увидела его впервые:

– Зовите меня лучше пан Флориан. Это имя нехуже прочих! И весьма соответствует обстановке! [36]

При этом он хихикнул, и Юлия, приглядевшись,поняла, что ее «садовник» изрядно пьян. Его даже пошатывало, взор блуждал, арассеянное выражение лица доказывало, что он видит происходящее вполглаза ислышит вполуха.

«Может, он сейчас свалится и уснет, и всеобойдется?» – с надеждой подумала Юлия, однако расчеты ее тут же и рухнули: панФлориан с некоторым усилием вынудил оба глаза не разбегаться в разные стороны,а вперил их в грудь Юлии и, пробормотав: