Желанная провокация - Шэрон Кендрик Страница 28

Поначалу Эмили нервничала, садясь на красивого коня с золотистой гривой, но потом почувствовала радостное возбуждение, к ней пришло ощущение безопасности. Под бдительным взглядом Алеха, твердой рукой державшего поводья, ее лошадь рысью пробежала вокруг загона. Удивительно, но к Эмили быстро вернулась уверенность. Вскоре Алех вскочил на свою лошадь, и у девушки перехватило дыхание при взгляде на него. Поэзия в движении, восхищенно подумала она. Его природный дар вкупе с мастерством демонстрировали мастер‑класс красоты и силы.

Они катались около часа, и Эмили хотела еще, но Алех покачал головой.

— На сегодня достаточно, — сказал он.

Она слезла с лошади, разгоряченная и немного вспотевшая. Как только конюх забрал лошадей и они вернулись в дом, Эмили потянулась к мужчине, который был частью ее жизни с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет.

В течение следующих двух недель ей казалось, что она нашла жизнь, которой всегда хотела жить. Они вставали рано и ездили верхом, ели на свежем воздухе, сидели на берегу реки, окунув ноги в воду, разводили костры и жарили рыбу. И всякий раз, когда появлялась возможность, они исследовали тела друг друга — и это было настолько чувственно и великолепно, что Эмили иногда было трудно сдержать слова любви, которые она страстно желала прошептать ему на ухо.

Дай ему время, убеждала она себя, не торопись. Она не знала, что чувствовал Алех, и не осмеливалась спросить его, чтобы не рисковать, не разрушить магию, которая, казалось, возникла между ними.

Неизвестно, сколько времени могло бы продолжаться это ложное положение вещей и сколько времени потребовалось бы ей, чтобы узнать ужасную правду, если бы Томас и Роза не решили навестить своего единственного сына Гаспара. В конце их двухдневного пребывания Эмили настояла на том, чтобы приготовить им обед, после чего на веранде подали Йерба мате ^[1] и сладкое печенье «Альфахорес», а незадолго до отъезда она отвела Томаса в конюшню, чтобы тот увидел Джойю.

— Она счастлива здесь, — произнес пожилой конюх, и его морщинистое лицо расплылось в широкой улыбке.

— Очень счастлива, — согласилась Эмили.

— Как и ты.

Она не собиралась отрицать это. Улыбка на ее лице говорила сама за себя.

— Да, — тихо ответила она. — Так и есть.

— Сеньор Сабато наконец устроил свою жизнь и женился, — тихо сказал Томас и печально пожал плечами. — Подумать только, если бы он не пришел в тот день к твоему отчиму, этого бы никогда не случилось.

Эмили была в таком мечтательном состоянии, что ей потребовалось несколько секунд, чтобы до нее дошли слова Томаса, а когда дошли, она не могла понять, о чем он говорит.

— Но ведь это ты отправил письмо Алеху, — сказала она.

— Нет‑нет, — отрицательно покачал головой Томас. — Сеньор Сабато первым делом связался со мной, чтобы узнать, во сколько ты собираешься навестить Джойю.

Эмили потребовалась вся ее сосредоточенность, чтобы попрощаться с Томасом и Розой и подождать, пока они с Алехом не вернутся в дом, прежде чем она осмелилась встретиться с ним лицом к лицу.

— Томас сказал мне кое‑что странное сегодня, перед самым отъездом, — медленно начала она.

Он пристально посмотрел на нее своим уверенным взглядом зеленых глаз.

— Что же?

Она облизнула губы.

— Он сказал мне, что не связывался с тобой, чтобы попросить о помощи с Джойей. Что ты первым вышел на связь.

— И что? — нахмурился он.

— Зачем ты это сделал, Алех? Почему именно ты спровоцировал эту встречу?

— Потому что я хотел увидеть тебя снова.

Она все еще цеплялась за соломинку. Но разве это не естественно — хвататься за что угодно, когда тонешь?

— Нанять меня, ты имеешь в виду? Использовать мои навыки пиара, чтобы спасти твою репутацию и повысить шансы на реализацию твоих политических амбиций?

Последовала пауза. Долгая пауза.

— Но у меня нет никаких политических амбиций, — медленно произнес он.

Эмили глядела на него с отчаянием, как будто они оба смотрели на одну и ту же картину на стене, но каждый видел что‑то свое.

— Но ты же сказал…

— Я сказал тебе это, чтобы получить то, что хотел.

— Чтобы получить то, что ты хотел, — повторила она, словно изучая новый язык, и покачала головой. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Алех.

— Может быть, мне стоит рассказать тебе.

— Может, и стоит.

Алех сделал еще один глоток пива, откинувшись на спинку стула и не сводя глаз с внезапно застывшего бледного лица девушки. Чувство вины пронзило его, но он заставил себя не обращать на это внимания. Почему он должен чувствовать себя виноватым? Она обращалась с ним как с грязью. Это продолжалось даже сейчас. Ведь была здесь только потому, что он предложил ей деньги.

— Все началось еще в марте, когда я услышал, что ты приехала в город на оглашение завещания своего отчима, — тихо начал он. — И я не могу отрицать, что мне стало любопытно.

Не просто любопытно. Одно упоминание ее имени всколыхнуло в нем забытые воспоминания вкупе с гневом, обидой и горечью. Когда он кликнул на фотографию в Интернете и увидел ее улыбающееся лицо и золотистые волосы, то сильнее всего почувствовал вожделение. Сердце его быстрее забилось, у него пересохло во рту.

— Хорошо, — осторожно сказала она. — Тебе было любопытно.

Он пожал плечами:

— Я увидел твое фото и был заинтригован. Решил, что хочу увидеть тебя снова. Думаю, ты понимаешь зачем. — Он замолчал, бросив на нее быстрый взгляд. — Поэтому мне пришлось придумать, как это сделать.

— Пожалуйста, скажи мне, что все это мне снится, Алех, — тихо сказала она.

— Но все это правда, — ответил он, и его сердце сжалось при виде ее задрожавших губ. — Я прочитал, что ты — совладелица скромного пиар‑агентства, и подумал, что тебе, вероятно, будет трудно отказаться от неприлично хорошо оплачиваемого проекта. Я решил нанять тебя, но сначала мне нужно было придумать вескую причину для этого. Я был известен своим стилем жизни плейбоя и противника семейных уз, но это никогда негативно не влияло на мою карьеру. Поэтому я решил, что мне нужно придумать новую сферу деятельности, где имидж имеет значение. Именно тогда родился Алехандро Сабато, будущий политик.

Ее губы раскрылись в недоверчивом выражении.

— Ты хочешь сказать… ты никогда не собирался баллотироваться?

— Никогда.

Она подошла к окну и молча уставилась на пейзаж.

— А брак? — наконец спросила она, все еще стоя к нему спиной. — Какой в этом был смысл?