Малиновая шарлотка - Олег Селиверстов Страница 27

– Хозяин считает, раз ты подтвердил, что Хосе честный человек, значит, ты за него поручился. Ему больше хозяин не верит. Так что готовь деньги, – с ухмылкой повторил несколько раз смуглый, как будто пытаясь вдолбить это в сознание Валентина, который угрюмо молчал, глядя на толстые пальцы бритоголового, поигрывающие рукояткой финки.

– И не надо никому говорить о том, что произошло, – на прощание сказал смуглый. – Груз не простой. Зачем тебе подставлять Хосе, вдруг все образуется?

Они уехали.

Валентин достал сигарету, отломил до половины, закурил и попытался успокоиться. Его била дрожь. В памяти всплыла однажды брошенная приятелем фраза о том, что лучше всего платят за перевозку контрабандного товара. «Подставил, кретин хренов!» – Валентин выругался, сел в машину и рванул с места, пытаясь сосредоточиться на красных габаритах впередиидущих машин. Почему всегда так происходит в жизни: хочешь кому-нибудь помочь и обязательно попадешь в дерьмо? Он прибавил звук магнитолы. Металлическое, вибрирующее гитарное соло разрывало на куски гнетущую вязкость мелодии и оставляло скребущий след в мозгах. «Нет. Лучше сегодня без надрывных мелодий», – Валентин выключил музыку и открыл окно. Горячий воздух, пропитанный угарным газом, ударил в нос. Валентин показал поворот и свернул с проспекта. Ему захотелось проведать Лохматого.

– Ты грустный, потому что голодный и тебя никто не любит, – Валентин гладил лохматую рыжую голову и жевал крекер. Было поздно. Закусочная уже не работала, поэтому пришлось купить в ближайшем магазинчике пачку крекеров. Сухих и пресных.

– Что ты молчишь? – опять обратился к собаке Валентин. Пес молчал, только выгибал шею в такт поглаживаниям, вилял пушистым хвостом и иногда опускал глаза на крекеры, лежавшие нетронутыми у его лап.

– Да. Тебе хорошо. Ты никого не боишься и никому ничего не должен. Ни одной собаке, – Валентин рассмеялся, поняв игру слов, и потрепал длинное ухо. – Лохматый, ну-ка посмотри на меня: она что, правду говорит, что когда я улыбаюсь, то выгляжу моложе лет на десять?

Пес поднял глаза, моргнул и, отвернувшись, уставился на небо.

– А просто хлеб, оказывается, ты совсем не любишь.

Валентин достал из пачки очередной крекер.

– Они правда дрянные. Все зубы сломаешь.

– Хотите мягкого сыра? – молодой заправщик-студент сел на ступеньки рядом с ними. – Если его намазать на крекер, то получается довольно вкусно. Я сам всегда так делаю.

Он сходил в помещение заправки и принес коробку мягкого сыра и полукруглый столовый ножичек.

Действительно, крекеры с сыром стали гораздо вкуснее. Даже Лохматый начал их есть. Парень ушел заправлять подъехавшие машины, а Валентин так и продолжал сидеть с псом на ступеньках закусочной. Он намазывал сыр на квадратик крекера, потом разламывал на две половинки. Одну съедал сам, другую отдавал Лохматому.

– Ты думаешь, луна похожа на сыр? – опять обратился к собаке Валентин, разглядывая темные пятна на поверхности маленькой бледно-желтой планеты.

Лохматый негромко тявкнул.

– Нет, ты ошибаешься. Она похожа на пудинг. Ванильный рисовый пудинг с изюмом. Я такой однажды пробовал в Лондоне. – Валентин вспомнил, как они ужинали с Дианой в ресторане на Бейкер-стрит. – Только там, в Лондоне, готовят лучшие пудинги в мире.

Пес задрал заднюю лапу и почесал за ухом.

Вернулся парень-заправщик, принес бутылку кока-колы и стал рассказывать, как ему обычно грустно дежурить по ночам.

Крекеры закончились. Пес отошел в сторону, лег и стал внимательно разглядывать людей, устало положив голову на передние лапы.

Подушка пахла кремом. Чем-то ванильно-пряным. Валентин втянул воздух. Это был запах ее волос, ее тела. Ему нравилось ложиться и засыпать на ее стороне кровати, когда Диана куда-нибудь уезжала.

Пальцы нащупали выключатель и зажгли свет. Не спалось. Не помог ни кальвадос, ни телевизор. Да, надо что-нибудь почитать. Легкое и несерьезное. Валентин открыл ящик прикроватной тумбочки и нашел там книгу. «Шоколад» [8] . Он усмехнулся про себя, когда прочитал название, и, открыв на середине, начал читать.

Ему показалось, что его ударили по голове. В голове поплыли желто-зеленые круги, а боль вспыхнула и переместилась в сетчатку глаз. Резкая и острая. Валентин застонал и сел на кровати, пытаясь понять, что произошло. В спальне горел свет, на полу валялась книга, которую он читал перед сном. Часы показывали половину третьего. Валентин достал с тумбочки капли, закапал в глаза, выключил свет и снова лег. Боль понемногу утихала. Чего он испугался и занервничал? Что могут сделать эти контрабандисты? Убить? Вряд ли. Но вполне могут покалечить. Валентин непроизвольно потрогал член, свернувшийся калачиком между ног. Вялый и заспанный. А если что-нибудь случится с Дианой?

Он снова включил свет, накинул халат и пошел на кухню. Покурил, выпил чаю и, вернувшись в спальню, поднял с пола книгу. Еще раз прочитав название, улыбнулся, вспомнив, как сравнил когда-то поцелуй Дианы со вкусом «черного шоколада с миндальными орехами». Какой он все-таки действительно глупый! Разве можно приручить амазонку или пантеру? Нет. Их можно только любить.

Из книги на простыню выпала карточка. С названием и адресом цветочного магазина, выполненным готическим шрифтом. Такие обычно вкладывают в букет. На обратной стороне карточки была надпись: «…with love».

* * *

Утро было сухое и рассыпчатое, с запахом ванили, жареного миндаля и кофе. Кофе капуччино, белая шапка которого уже хотела свалиться на бок, но губы Натали успели перехватить ее. Прекрасный капуччино! Жаль, что его подала полная добрая женщина, а не черный и блестящий марокканец, – оценила она, сидя в итальянской кондитерской и раздумывая, съесть что-нибудь на завтрак или нет. Решила, что пока ничего не хочет. Жарко. И куда делась вся вода, которую вылило небо за неделю дождей в начале июля?

Часы показывали почти десять утра. Через полчаса у нее парикмахерская. Потом она еще должна побывать в библиотеке, а в пять вечера у нее встреча с профессором.

Такой молодой, а уже профессор. Наверное, ему около сорока. И такой чудак, – развеселилась она, припомнив, как он галантно и старомодно приглашал ее выпить с ним кофе. Почти как английский аристократ. Ее смех привлек внимание полной женщины, которая тут же подошла и любезно поинтересовалась, не желает ли она еще чего-нибудь. Пришлось извиниться и попросить счет.

А все-таки жаль, что такой чудесный кофе-капуччино принес не марокканец.

Натали допила последний глоток, поправила волосы, надела солнцезащитные очки и вышла.

Есть что-то необычно притягательное в мужчинах-парикмахерах. Что-то гибкое и волнистое. И от них так забавно пахнет всякими шампунями, лаками и парфюмом. Натали нравился этот парикмахер-модельер неопределенного возраста, со взбитым хохолком крашеных волос. Он не просто стриг, а еще делал при этом поглаживающие движения. По волосам, по шее и даже иногда касался ее кистей. И говорил, говорил, говорил. Чем-то постоянно восхищаясь в ее внешнем виде. Артист. Профессионал. (Правда, жутко дорогой!)

Казалось, еще немного, и он начнет целовать ее, а потом они окажутся в постели.