Когда забудешь, позвони - Татьяна Лунина Страница 27

— Да.

— Васька, бросай ты свою кастрюлю к чертовой матери и переходи ко мне! Вместе будем конкурировать с госторговлей. — Пирожница удивленно уставилась на челночницу с кандидатской степенью. — То есть не ко мне, конечно, — смутилась та, — а вместе со мной. Обучишься быстро, наука нехитрая. Я тебя под свое крыло возьму. Ну как?

— Надо подумать. Мне кажется, там совсем другой размах.

— Это правда, — рассмеялась Изотова, — помахать крыльями придется. Но ведь и мы — не курицы бескрылые. Это у тех вся мечта — на насест к петуху забраться. Взмахнула своими суповыми, подскочила — и под бочок к хозяину. А мы — сами себе хозяйки, и не скакать будем — парить! — Вербовщица зарумянилась, потянулась к сигарете. — За границу станешь кататься, как к себе на дачу. Мужичка отхватишь! Графа какого-нибудь итальянского, их там — что песку морского. Ты, Поволоцкая, красотка, тебе мужика заарканить — что мне бигудину с челки снять: р-р-раз — и готово!

Хозяйка, не вникая, пропускала бредни гостьи мимо ушей и уже собралась выпроваживать энергичную фантазерку, как зазвонил телефон.

— Алло.

— Василинка, радость моя, это я! Прости, если отвлекаю, но очень хочется услышать твой голос! Чем занимаешься?

— Здравствуй! — улыбнулась она. — У меня Тина. Чай пьем.

— Как я ей завидую, — вздохнула трубка. — Василинка, я через пять дней буду уже дома. Можно позвонить?

— Конечно, — удивилась «радость» очередному приступу робости.

— Спасибо! — обрадовался мореплаватель. — Все, моя хорошая, до встречи!

— До свидания. — Васса слегка растерялась. До какой встречи? Она ни с кем не собирается встречаться, даже с милым Алешей.

— Опоздали итальянские аристократы! — пропела Тинка, с интересом изучая потолок. — Я всегда говорю: красивая зрелая женщина — что хорошая вещь на распродаже: хоть и уцененный товар, а не залеживается.

— Мышление торговыми категориями, Изотова, не способствует развитию интеллекта, — заметил с улыбкой «уцененный товар». — И прекрати льстить, ответной похвалы не дождешься.

— Интеллект, Поволоцкая, кормилец плохой! — рассмеялась от души «товаровед». — Моя кандидатская на «ура» прошла, а что толку? Пылится на полке, а за те копейки, что нам платили, и день рождения не отметить. Нет, я нынче пытаюсь овладеть другим, что переплюнет всякий интеллект, — мудростью, — пояснила назидательно забавная гостья.

— Тема, конечно, интересная. Но мне завтра рано вставать.

— Ох, Васька, извини! И правда, заболтала я тебя. Еще раз спасибо! Телефон-то дашь или я бесповоротно надоела?

— Кокетка, — усмехнулась Васса и написала на листке свой номер.

— А ты мой запиши! И подумай над предложением. Тебе будет гораздо легче, чем мне. Меня конкуренты «закопать» хотели, а я помощь предлагаю. А потом уж, когда на белы ноги станешь, сама пойдешь. Надумаешь — звони, буду рада.

Не успела закрыть дверь, как снова кто-то позвонил. «Тинка, — решила Васса, — забыла что-нибудь». Но это была не Изотова. На пороге стояла Настя, и за две недели, что они не виделись, девушку словно подменили. Вместо жизнерадостного, очаровательного создания на лестничной клетке маячила унылая бесплотная тень с темными огромными провалами глаз. Казалось, какой-то страшный упырь высосал из нее всю кровь, оставив жалкую телесную оболочку.

— Настя, — перепугалась Василиса, — что случилось? С мамой что?

— Здрасьте, теть Вась, — пробормотала «оболочка». — С мамой все нормально. Ваша гостья отчалила. Можно я вместо нее пришвартуюсь?

— Конечно, заходи! А почему вдруг такая лексика?

«Оболочка» молча вздохнула, вползла в прихожую, с явным усилием, словно пудовую гирю, закинула на вешалку легкую куртку и поковыляла в комнату.

— Настенька, ты в порядке? — осторожно спросила Васса сгорбленную спину.

— Нет. Чаю можно? С жасмином.

— Конечно, милая! Может, поешь?

— Нет, только чай.

Через пару минут на стол вернулись пирожки, конфеты и заварочный чайник. Настенька, точно слепая, обшарила тонкими пальцами пузатый чайничек, нашла ручку, налила в чашку душистый дымящийся напиток. И заплакала. Молча, горько, как-то очень по-бабьи. Давным-давно Васса уже видела и такие слезы, и такое лицо. Как же она похожа на свою мать!

— Спасибо. — Отплакавшись, Анастасия высморкала в носовой платок остатки горестей. — Простите за дурацкие сопли. Ненавижу кваситься! И себя ненавижу! — с яростной силой ударила кулачком о кулачок.

— : Руки не виноваты, что голове — муки, — спокойно заметила хозяйка, догадавшись, что объект ненависти в этой комнате отсутствует.

— В том-то и дело, что не голове, — глубокомысленно возразила Настя, скрестив на груди без вины виноватые. Потом помолчала и задумчиво повторила: — Не голове. — Бережно подцепила ложечкой разбухший жасминовый цветок, внимательно изучила и со вздохом добавила: — Душе.

Когда в восемнадцать, отплакав, заговаривают о душе — дело ясное. Ситуация прояснилась, но не стала от этого управляемой.

— Не хочешь сказать, кто он? — мягко спросила Васса.

Настя независимо пожала плечами и храбро нырнула в ответ, как в прорубь.

— Ему сорок с хвостом. Женат. Преподает у нас французский. Дассен, Лелюш, Саган, Роден и прочие сопли. Кроме того, десять языков в багаже и докторская степень. — На глаза навернулись слезы, она захлопала ресницами и с возмущением уткнулась в потолок.

— Красивый?

— Не-а, метр с кепкой! Азнавур в очках и с лысиной. Впрочем, меня красивые мужчины давно не интересуют. Красавец уже был, в десятом классе. На выпускном даже целовались пару раз. Метр девяносто, греческий профиль, бицепсы, как у качка, задница, как у дога, и синие глаза. Умереть — не встать! По нему все девчонки сохли. Но это же ужас! — Стаська даже про потолок забыла. — Представляете, у него дважды два — всегда четыре! Тысячная в сторону — расстрел! Все знает, ни в чем не сомневается и уже сейчас думает о пенсии. Тоска зеленая!

— А зачем целовалась? — улыбнулась Васса и незаметно придвинула корзинку с пирожками.

— На спор! Поспорила на «Макдоналдс», что отобью у Ирки Новоселовой.

— И как?

— Филе о-фиш, коктейль клубничный и пирожок с вишней.

Васса внимательно слушала простодушную исповедь, где отчаяние подшивалось бравадой, а уважение рядилось в любовь. Она поняла, что пришло время влюбиться, и равнодушная к ровесникам Стаська сунулась в воду, не зная броду. И, кажется, стала тонуть. Ей надо было помочь, но у Вассы не было опыта в подобных делах, а собственный здесь явно не годился. Она не знала, что посоветовать, не собиралась поучать, ей и в голову не приходило возмутиться. Стаська, похоже, ошиблась с объектом, но это было первое чувство, и оно требовало уважения.