Прекрасная мука любви - Патриция Мэтьюз Страница 27

– И что вы стали делать дальше?

– Как раз в это время в Англии проходили скачки, и полковник Кларк с другими владельцами скаковых лошадей решили отправить кентуккийских рысаков в Англию для участия в соревнованиях. Они надеялись, что англичане заинтересуются чистокровными кентуккийскими скакунами настолько, что захотят их приобрести. А меня наняли, чтобы я сопровождал этих лошадей.

– А как же мама с папой?

– Барт нашел работу на другой ферме по разведению лошадей. При первой же возможности Генриетта убежала к нему, и они поженились.

Ребекка рассмеялась.

– Представляю себе, как разозлился дедушка Стэнфорд!

– Еще как разозлился! Его чуть удар не хватил, но поделать он ничего не мог. Твоя мама была совершеннолетняя, и они с Бартом уже успели пожениться. Единственное, что он мог сделать, чтобы отравить им жизнь, – это заявить, что твоя мама ему больше не дочь.

– Мама никогда не говорила на эту тему, но по некоторым намекам я догадалась, как тяжело она это переживала, – грустно сказала Ребекка. – А почему дедушка Стэнфорд так никогда ее и не простил, как ты считаешь?

– Кто знает, девочка. – Хок нежно обнял Ребекку и притянул к себе. – Он плохо поступил, заставив твою маму так сильно страдать. Я даже считаю, что его поведение ускорило ее кончину. Но, отказавшись от дочери, старый Стэнфорд лишил себя возможности познакомиться с внучкой, что мне лично только на руку. Ты не представляешь, Бекки, какую даешь мне радость и какой покой! День, когда твоя мама привезла тебя в Лондон, оказался счастливейшим в моей жизни.

– Я очень хорошо помню этот день, – задумчиво сказала Ребекка. – Ты жил в Лондоне уже десять лет, так что я тебя никогда не видела. Но когда во время войны папу убили, мама, чувствуя, что умирает, предпочла отправиться через океан, к тебе в Лондон, а не ехать в Луисвилл, до которого было рукой подать и где жил дедушка Стэнфорд. Впрочем, он наверняка бы нас не принял.

– И я всегда буду благодарен за это судьбе, – заметил Хок. – Не могу передать тебе, Ребекка, как мне было одиноко в Лондоне! Да, у меня были друзья, жокеи, тренеры, агенты по продаже кентуккийских рысаков, но мне всегда хотелось увидеть хоть одно родное лицо. Думаю, я скорее всего уехал бы домой. Но тут началась война. Когда я услышал, что Барт погиб, я был вне себя от отчаяния. Я даже на какое-то время перестал ездить верхом. Пропало желание. А потом приехали вы с мамой и вернули меня к жизни, – продолжал Хок. – Хотя, должен признаться, когда я впервые после долгого перерыва увидел Генриетту, у меня сердце сжалось. Я понятия не имел, что она настолько больна. Видеть, как исхудало ее когда-то прекрасное лицо, как на нем то и дело появляется гримаса боли, было настолько мучительно, что даже не знаю, как я это выдержал.

– Маме стало совсем плохо еще по дороге, – тихонько произнесла Ребекка. – Это чудо, что она прожила несколько дней, после того как мы приехали к тебе. Знаешь, у меня было такое чувство, что она просто заставляла себя жить. Она оставалась в живых только до тех пор, пока не передала меня в надежные руки. А после того как она это сделала, силы оставили ее, и она умерла.

– Я тоже так думал. – Хок крепко стиснул плечо Ребекки.

Он попытался что-то еще сказать, но закашлялся. Прикрыв лицо рукой, Хок поспешно вышел из комнаты. Ребекка была уверена, что в глазах его стоят слезы. Впрочем, в комнате было темно, и сказать наверняка она не могла.

Долго стояла Ребекка у окна, глядя, как моросит дождь, и думала о своей маме. В тот день, когда умерла Генриетта Хокинс, была точно такая же погода...

– Мамочка, я и не знала, что Лондон такой огромный, – задумчиво проговорила Ребекка, глядя в залитое дождем окно.

По приезде они с мамой сняли мансарду, и из ее окна Ребекка могла обозревать раскинувшуюся перед ней панораму города. Насколько хватало глаз, всюду виднелись крыши домов, и ничего более. Для десятилетней девочки зрелище было страшноватое.

– Это большой город, Ребекка, милая, – тихо сказала Генриетта Хокинс, лежавшая на кровати. – Но ты не бойся, здесь живет твой дедушка, он позаботится о тебе.

Слова эти прозвучали так пугающе странно, что, как ни была Ребекка мала, она это заметила. Поспешно отойдя от окна, по которому стучали дождевые капли, она быстро подошла к кровати, где лежала мама. Лицо ее казалось настолько безжизненным и изможденным, что Ребекка ужаснулась. Такой она маму еще никогда не видела. Генриетта сильно исхудала за время пути. Ее тонкая рука была почти прозрачной, и на ней отчетливо просвечивали голубые вены.

– Почему ты говоришь, что обо мне позаботится дедушка, мамочка? А ты?

– Я сделала все, что смогла, все, что в моих силах, – прошептала Генриетта. – А теперь я устала. Ужасно устала...

– Отдохни, мамочка. – Ребекка вложила свою маленькую ручку в мамину ладонь. Генриетта попыталась сжать ее, но сил на это у нее уже не хватило.

– ...устала, – повторила она.

Этой же ночью Генриетта умерла, так и не проснувшись, и для Ребекки началась новая жизнь – жизнь, связанная с лошадьми.

Во второй половине девятнадцатого столетия конные состязания стали в Англии поистине королевским спортом. На скачках обычно собиралось столько титулованных особ, что они получили название «королевских». С приездом внучки Генри Хокинс воспрял духом. Он снова начал ездить верхом и, куда бы ни отправлялся, всюду брал с собой девочку. В то время Генри стал одним из самых популярных наездников. Будучи американцем, он держался несколько особняком, но своим мастерством снискал себе уважение и славу. Кентуккийские фермеры, занимавшиеся разведением лошадей, надеясь с его помощью организовать продажу своих питомцев в Англии, присылали ему из Америки для участия в скачках самых лучших рысаков, в результате чего Генри постоянно выигрывал.

Ребекке нравились и сами скачки, и атмосфера, царившая вокруг них. Она была единственной девочкой, появлявшейся на конюшне, да к тому же внучкой Хока, и все ее очень любили. «Вконец избаловали девчонку», – говаривал Генри, когда сердился на Ребекку.

Ребекка быстро осознала, чем отличается победитель от остальных участников состязаний. Она купалась в лучах славы, окружавшей дедушку, и бережно хранила альбом с газетными вырезками о его победах. Девочкой она была очень впечатлительной, и слава Хока гораздо больше влияла на нее, чем на него самого. Уже вскоре после приезда в Лондон Ребекка решила – втайне, конечно, – что когда-нибудь обязательно станет наездницей и будет такой же знаменитой, как дедушка.

Как-то летом – Ребекке как раз исполнилось шестнадцать лет – ее жизнь во второй раз круто изменилась. Участвуя в скачках с препятствиями, Хок упал с лошади и повредил ногу. На этом его карьера закончилась навсегда.

Хок давно лелеял мечту вернуться в Кентукки и приобрести собственную ферму по разведению лошадей. Если бы не травма, он через несколько лет смог бы эту мечту осуществить. Но в то время, когда с ним произошел несчастный случай, накоплений у него не было, и ему ничего не оставалось делать, как вернуться в Штаты и попытаться добыть необходимые деньги каким-то другим способом.