Благословение святого Патрика - Вера Колочкова Страница 27

Вздохнула, пошла вдоль по улице медленно, будто боясь расплескать в себе что-то новое, совсем незнакомое, только-только народившееся…

Что это – старалась не думать. Главная задача – не расплескать. Еще немного пожить в этом новом, ужасно нежном, перекатывающемся от горла к сердцу, от сердца – к солнечному сплетению и оседающему там теплым песком…

И домой идти не хотелось. Что – дома? Дома грязная посуда в раковине, куча белья на гладильной доске да запах одеколона Германа, оставшийся после его вчерашнего гневного прихода. Нет, не надо сейчас вообще думать о Германе… В такую минуту – зачем?!

О! А не пойти ли к Маргарите? Она же звала вчера в гости! Тем более ее дом отсюда недалеко, всего три троллейбусные остановки!

Нащупала в сумочке телефон, кликнула номер подруги. Та ответила мгновенно, будто ждала ее звонка с нетерпением:

– Лизка! Лизка, ты где? Давай, дуй ко мне скорее, у меня такие новости, обалдеешь!

– Да я и так вроде… Я уже через двадцать минут буду, Рит!

– Давай, давай! Жду!

Ритка даже всхрапнула от нетерпения перед тем, как нажать на кнопку отбоя. Интересно, что у нее такое сногсшибательное произошло? Вроде вчера особых новостей не было…

Оказалось, новости есть. Прямо с порога Ритка потащила ее к компьютеру:

– Смотри!

На экране монитора красовалось фото улыбающегося мужчины возрастом ближе к пятидесяти. Одной рукой мужчина упирался в капот красивой красной машины, другая была откинута немного в сторону, будто указывала на виднеющийся вдали двухэтажный дом, крытый терракотовой черепицей.

– Это кто, Рит?

– Как кто? Не догоняешь, что ли? Это же Лукас, мой австралийский жених!

– Ах, Лукас… Что ж, довольно основательный Лукас…

– А то! Это вот его машина, а там, вдали, собственный дом. Смотри, какой он мордатенький! Видно, что наглый, ага? Ух, люблю таких… Ой, да не это ж главное-то, Лизка, чего я тебе зубы заговариваю! Он же мне приглашение прислал, представляешь?

– В каком смысле? В гости зовет?

– Ну да, в гости… Буду я туда-сюда кататься! Ты знаешь, сколько стоит билет до Сиднея? Целое состояние относительно наших заработков! Так что я уж не в гости, я уж насовсем попытаюсь…

– Ой, Ритка… Но ты же его не знаешь совсем…

– Ничего себе, не знаю! Я с ним четыре месяца переписывалась!

– Да что там – переписывалась! Разве можно по письмам человека узнать? По-моему, это вообще верх легкомыслия – вот так, сразу… А вдруг он совсем чужим окажется? Или, не дай бог, маньяком каким-нибудь? Вон, в последнее время сколько пишут о таких браках… Не знаешь человека и летишь очертя голову!

– Подумаешь! Не знаю, так узнаю. Тебе, Лизка, хорошо говорить, да только тебе понять меня сложно. Ты ж у нас девушка такая, нежным духом живешь, как птичка в полете, тебе и не надо ничего… Там клюнула, полетела, там какнула, дальше полетела…

– Ничего себе, как ты себе мою духовную жизнь представляешь! – подняла она возмущенные глаза на Ритку.

И рассмеялись обе, лихо соприкоснувшись ладонями в звонком шлепке. Вернее, это она смеялась, а Ритка ржала, как взнузданная лошадь. А перестав ржать, вдруг проговорила грустно:

– Да, тебе хорошо… А у меня с духовной жизнью напряг, мне бы физической, да побольше… Нет, Лизка, не пугай меня и не отговаривай, все равно поеду. Не зря же я себя в последние месяцы диетами изводила! Прям как чувствовала, что позовет! Вот смотри…

Подскочив со стула, Ритка отвела руку назад, натянула на талии футболку, другой рукой вальяжно провела по бедру.

– Скажи, правда же, похудела?

– Ну… В общем…

– Да похудела, точно, похудела! Хотя и видно, что она у меня не природная, худоба-то…

– Да ничего такого не видно, Рит! Худоба и худоба!

– Э, нет, не скажи… Искусственно вымученную бабью худобу сразу видно, тут и глазу напрягаться не надо.

– И как ее видно?

– Да так и видно! Слишком уж похудевшая баба ее подчеркивает, потому как масса страданий в это дело вложена. И все в ней в этот момент кричит – смотрите, смотрите, какая я стройная! И обтягивающую одежку тут же норовит напялить, и поясок на талию присобачить, и задницей по-особому начинает вертеть!

– А что, Ритка… Может, ты и права… – Лиза снова рассмеялась. – Это как у Гоголя в «Мертвых душах», помнишь? Если какая дама знает, что у нее красивая шея, или плечи, например, то она непременно полагает, что все будут восхищаться только шеей или плечами, а на остальные детали не обращать внимания…

– Ну да. Примерно так. А кому эта худоба-стройность природой подарена, тот ее и не замечает. Живет и живет себе, к своему счастью привыкши, ничего не подчеркивает. Вот как ты, например.

– Ну уж, нашла пример! И все-таки, Рит, если серьезно… Опасно вот так ехать, неизвестно к кому…

– Ой, Лизка, хватит причитать! А под таким, как твой Герка, лучше жить, что ли? Женская судьба – это всего лишь техника, Лизка… Ну, определенный риск есть, конечно, я не спорю… Но главное, чтобы техника не подвела. Семью надо создавать технически, чтобы, не дай бог, в правильных расчетах не ошибиться. Да и не в расчетах даже дело… Семья, Лизка, это костер, в который надо всю себя бросить. Все свои причиндалы, и духовные, и физические, без остатка. Вот ты никогда не задумывалась, к примеру, отчего у тебя семейная жизнь с Геркой не задалась?

– Ну? И почему, по-твоему?

– А потому, что ты своим пресловутым духовным не захотела с ним делиться. То есть в общий костер не бросила, себе оставила. А это ведь грех, Лизка, по сути… Духовное, оно ж не твое, оно богово. И потому, если хочешь семью полноценную, не греши, отдай.

– Хм… Довольно странно ты рассуждаешь. А если я не хочу, к примеру?

– Ну, вот и получила уже результат своего нехотения! Потому ты себе никогда мужика и не найдешь! А Герка-то ведь любил тебя, между прочим. Честно любил, как мог, как умел. Да он и сейчас тебя любит.

– Что?! С ума сошла, что ли? Думай, чего говоришь! – отпрянула она, удивленно подняв брови вверх. – Не смеши, Рит! Герман меня любит!

– Да больно мне надо тебя смешить, что думаю, то и говорю. Ну, посуди сама… Ты даже понять не можешь, в чем твоя проблема, Лизк… А проблема твоя в том, что ты вообще не способна на такие подвиги, чтоб из нутра что-то отдать. Оно у тебя гордыней порченое, само по себе живет и никого в себя не пускает. А Герка хоть и дурак, но шестым чувством до этого допер… Понял, что не осилить ему. Сила ж не в силе, Лизка, сила-то у тебя вот тут… – ткнула она твердым пальцем ей в солнечное сплетение, – и она сильнее самой сильной силы… Оттого он и бесится, что разгрызть этот орешек не смог. Не по зубам ему. И сейчас к тебе бегает, унижает. А все потому, что, казалось бы, унизить тебя – раз плюнуть, но ведь нутро твое сильное фиг унизишь… Потому он и злится.