Мой единственный - Джил МакНейл Страница 26

Чарли просыпается среди ночи и залезает в мою кровать, объясняя, что ему приснился ужасный сон про то, как лиса съела Баз и Вуди. Ничего не остается, как выйти с фонариком в сад и убедиться, что они по-прежнему живы. Они так рады видеть нас ночью, что устраивают мини-представление, бегая вверх-вниз по клетке и разбрасывая солому во все стороны. Я укладываю Чарли в постель, но вынуждена гладить его по спине целых двадцать минут, чтобы он успокоился и заснул. Просыпаюсь через несколько часов с ощущением, что не спала вообще. Чарли очень раздражительный, готов в любой момент расплакаться или поднять скандал, но тут у меня возникает план: одеться и пойти завтракать в сад, наблюдая за резвящимися кроликами. Чарли очень хочется выпустить их побегать по саду, чтобы они примяли все растения. Но мне удается объяснить ему, что земля слишком мокрая после ночного дождя, и они промочат лапки, ведь у них нет резиновых сапог. Чарли предлагает одолжить им свои.

Мак звонит в понедельник, во вторник и в среду. Лейла говорит, что он, пожалуй, не читал нужные книжки, потому что открыто демонстрирует классические признаки «охотника». Скорее всего, на эти выходные ничего не получится, и мы договариваемся встретиться через неделю. Лизи соглашается приехать (Мэт уезжает на конференцию); она очень рада и начинает разрабатывать план действий на время пребывания с Чарли. Ее план включает в себя купание, приготовление пирога и долгие прогулки. План Чарли — посещение магазина игрушек и прокат запрещенных фильмов в «Блокбастере». Мне предстоит провести день в городе, в офисе, но я сдерживаю желание позвонить Маку и спросить, не хочет ли он вместе пообедать. Помимо всего прочего, нужно многое сделать по работе. Барни счастливый и довольный, потому что эпизод из нашего последнего рекламного ролика объявлен классикой малого жанра всеми, кто уже видел его.

Лизи приезжает к пяти часам в субботу, в ее честь Чарли вытащил все свои паззлы, получилась целая гора. Разворачивается горячая дискуссия, когда именно им поехать в «Блокбастер». Я уезжаю до того, как детали паззлов начинают летать, и еду к Маку. Он открывает двери завернутым в полотенце, с него капает вода. Он целует меня и приглашает принять душ вместе с ним. Не могу раздеваться среди бела дня, поэтому прошу его выключить свет в ванной комнате и спотыкаюсь. Залезаю в ванну: она огромная, везде мрамор и стекло с рисунком мороза, отовсюду бьют струйки воды и целая панель с кнопками. Я нажимаю одну случайно, в порыве страсти, и водяные струйки моментально превращаются в мощные потоки, чуть не сбивающие нас с ног. Совсем как в «Приключениях Посейдона». Мак восстанавливает водный режим одной рукой, а второй увлекает меня в другой конец ванны, подальше от кнопок. Выходим через полчаса очень счастливые и очень, очень чистые.

— О боже, сказочно! Я знал, что состояние, вбуханное в эту ванну, когда-нибудь окупится. Умираю от голода. Какую кухню выбираешь: китайскую или итальянскую?

— Я думаю, китайскую.

— Замечательно. Позвоню, и мы сможем поесть прямо здесь.

Принесенный заказ оказывается совершенно не таким, какой обычно доставляют на мопедах, — пять контейнеров в фольге. Появляется официант, оснащенный бесчисленным количеством пакетов, а традиционного поджаренного риса вообще не видно. Он раскладывает еду по мискам и достает палочки, салфетки и маленькую вазочку с орхидеями. Стол выглядит потрясающе, он даже нашел свечи и зажег их. Когда все готово, он спрашивает, нужно ли разложить еду. Мак говорит, что мы справимся сами, и он уходит, зажав в руке что-то, что выглядит как двадцатифунтовая банкнота.

— Это стоит двадцать фунтов?

— Дорогая, это его чаевые. У меня там счет. Тебя не должно волновать, сколько это стоит. Это даже меня не волнует.

Мак отказывается от палочек в пользу вилки; по его мнению, палочки — это хитрая уловка, используемая с двойной целью: подавать еду меньшими порциями и одновременно унизить клиента. Похоже, я смогу глубоко полюбить этого человека. Мы разговариваем о музыке и обнаруживаем обоюдную любовь к Мотауну, Малеру, Синатре, Элвису Кастелло и итальянской опере, но только если сопрано не слишком громкое. Заканчиваем ужин, танцуя под Фрэнка Синатру, что, однако, превращается в страстное объятие на диване, когда мы убеждаемся, что оба не можем танцевать под «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

Через несколько часов мы падаем в постель, я сплю некоторое время, а потом лежу и смотрю, как спит Мак. Я могу сильно привязаться к нему, и молю Бога, чтобы все это не кончилось слезами и тоской.

Мне так нравится смотреть на линию его плеча, но он вдруг открывает глаза и говорит:

— Ради бога, перестань так на меня смотреть и сделай что-нибудь полезное. Если ты сваришь мне кофе, я твой навеки.

— Встряхивать, но не мешать, так?

Мак смеется, и я иду вниз варить кофе, надев его халат, который гораздо лучше моего. Интересно, смогу я умыкнуть его с собой, когда буду уезжать? Звоню Лизи: кажется, она уже вымоталась. Скорее всего, Чарли все-таки уговорил ее взять напрокат «Челюсти», а потом не мог успокоиться, и ей пришлось полночи уговаривать его, убеждая, что большие белые акулы не смогут заплыть на второй этаж. Мы завтракаем в постели и встаем к обеду. Я собираюсь быстро принять душ и с трудом уговариваю Мака идти варить кофе, а не со мной в душ, иначе быстро не получится. Когда я ухожу, он говорит мне:

— Я позвоню тебе сегодня вечером, ладно? И ты расскажешь мне, как тебе нравится ходить в моем халате.

— Черт. Я думала, ты не заметишь.

Мы так долго целуемся на прощание, что на тротуаре собирается народ.

Я приезжаю домой часам к пяти, и мы с Лизи обмениваемся новостями на кухне.

— Похоже, он замечательный.

— Да.

— Ты счастлива?

— Думаю, да. То есть, конечно, да. Только все это как-то ошеломляет. И я совершенно вымоталась.

— Да, но это по-хорошему вымоталась, не так, как после бесконечной глажки, например.

— Конечно, Лизи, гораздо лучше.

Чарли очень рад видеть меня. Они с Лизи все утро пекли торт, и он съел почти всю помадку. Мы пьем чай, Лизи уезжает, и я иду купать Чарли. После продолжительного выскабливания мне удается очистить его от остатков сахарной помадки. Мы ужинаем за телевизором, и я соглашаюсь, что он ляжет в мою постель. Он наконец засыпает в половине десятого, после многочисленных попыток поговорить обо всем. Звоню Маку, и он говорит мне, что он еще раз послушал «Нью-Йорк, Нью-Йорк» и придумал, как под нее танцевать, так что мы сможем даже поучаствовать в танцевальном соревновании.

Я разговариваю с Лейлой и Кейт, они обе считают, что Мак замечательный. Я не знаю, действительно ли я готова к тому, что может за этим последовать, поэтому решаю попробовать просто не думать об этом, пусть все идет своим чередом. В результате я только об этом и думаю, мне даже становится плохо. Нам скоро ехать в Испанию на каникулы. В ближайшие выходные Мак работает, а в следующие берет к себе детей. Он предлагает приехать с Чарли к ним, но я думаю, что еще слишком рано вовлекать в это детей; кроме того, до отъезда нужно сделать миллион разных вещей, поэтому мы договариваемся встретиться, когда я вернусь из Испании. Я ловлю себя на мысли, что вообще не хочу никуда ехать, но я точно знаю: всегда очень плохо менять свои планы только из-за того, что на горизонте появился мужчина, каким бы сильным ни было искушение. Да и мама просто убила бы меня.