Антидекамерон - Вениамин Кисилевский Страница 26

Познакомились мы с ней, всё чин по чину, без всякого поездного панибратства: я Степан Богданович, она – Ольга Дмитриевна. Хотя, я вполне мог бы к ней без отчества обращаться, ей немногим за тридцать было. Бухгалтером работала на швейной фабрике, надеялась, что ее профессия в том городе сгодится, опять же родственники, потому что без мужа она и дочка старшеклассница, за которую очень она боится. Как бы из-за дочки в основном и хочет из Дагестана уехать, той уже из дома в школу и обратно ходить страшно – местные ребята с русскими девчонками не церемонятся. И вообще, сказала, там уже не Россия, одно только название.

Все это она мне рассказывала, совета спрашивала – чувствовалось, что редко приходится ей там у себя откровенно беседовать, и как бы доверием ко мне прониклась. А я слушал ее и думал, что вот еще одна неприкаянная душа по земле бродит, только у нее передо мной большое преимущество – дочка у нее есть. Пожалел ее, растерявшуюся. Чего бы, думал, не жить ей без огорчения, все у нее для этого: и годы еще никакие, и внешность приятная, и умом не обижена. Показала она мне дочкину фотографию – такая же, как мама, светленькая, курносая, глазки милые – не удивительно, что Ольга Дмитриевна за нее боится, местные удальцы как бы в покое такую беляночку не оставят. Она еще оттого паниковала, что девочка сейчас одна осталась. Пристроила ее к своим знакомым, пока сама отсутствует, но все равно сердце не на месте. Приятное у меня получилось знакомство, душевное – если бы еще не грязь в вагоне и не воздух тухлый, не пожалел бы, что в этом поезде оказался.

Время уже позднее, а я пообедать даже толком не успел, опаздывал. Прихватил с собой полбатона и колбасы кусок – много ли до утра нужно? – чай в термосе с удобным колпачком; знал, что те стаканы, которые принесут мне, как бы противно будет в руки брать. И двумя полотенцами запасся – одно, чтобы столик купейный покрыть, другое для умывания. Вынимаю все это из чемодана, спрашиваю, не желает ли она со мной отужинать. Разносолов, сказал, у меня с собой как бы нет, я по-холостяцки, без прихотливостей. Полотенечко постелил, свой провиант на него выложил, термос выставил. Колбасу нарезаю, приглашаю Ольгу Дмитриевну:

– Не стесняйтесь, присоединяйтесь ко мне, чай еще не остыл.

И наблюдаю, очень понравилось ей, что я заранее о том, чтобы пристойно в поезде кушать, позаботился, о многом ей сказало.

– Сомневаюсь, – улыбается, – что вы холостяцкую жизнь ведете, чувствуется женская рука.

А я в ответ шучу:

– Иногда и мужская рука женской не уступит, тут посмотреть еще надо, чья рука. Тем более что врач я и как бы обязан о своей гигиене заботиться.

А она как услышала, что я врач, того сильней ко мне расположилась. Пожаловалась, что у дочки ее частые головные боли, порой такие, что таблетками не утихомиришь, а в чем причина – неизвестно. Показывала ее врачам, те один к другому посылают, никто ничего толком объяснить не может. Сошлись на том, что вегето-сосудистая дистония у нее, а что это за дистония такая и как избавиться от нее, сами не знают. Рецепты выписывают, а помогают они как мертвому припарки. Не знаю ли я, спрашивает, что бы это такое с дочкой могло быть. Я, естественно, отвечаю, что диагнозы заочно ставить нельзя, причин таких великое множество, но помочь сумею, есть у меня такие возможности. Если привезет ее в мой город, лучшим специалистам покажу. Тут она вообще ко мне прикипела, сказала, что обязательно моей любезностью воспользуется, если это не очень затруднит меня. В сумку свою полезла, достала оттуда сыр, печенье, присоединилась ко мне.

Ужинаем мы с ней, угощаем друг друга, вдруг дверь без стука отодвигается, появляется проводница, а за ней два мужика потасканного вида стоят – заросшие, в телогрейках засаленных. И запах от них такой, что на расстоянии выворачивает.

– Вот здесь, – говорит проводница, – два свободных места. Если ночью никто не подсядет, до утра пробудете, а если что – я скажу.

Я из этих ее слов понял, что безбилетные они, как бы сговорились с нашей проводницей. Если бы они с билетами к нам подселились, я бы не возникал – попутчиков не выбирают, как повезет. А тут прямо накрыло меня. Велю проводнице:

– Пусть они мне свои билеты в мое купе покажут.

Проводница мне:

– А вы кто такой, чтобы вам билеты показывать? Контролер, что ли?

Я ей спокойно отвечаю:

– Вот доедем до ближайшей станции, узнаете, кто я такой. А пока пригласите ко мне вашего бригадира, у меня есть о чем с ним потолковать. И о санитарном состоянии поезда, и о порядках, которые вы тут наводите. Заодно и врачебную экспертизу могу провести – на наличие алкоголя в вашей крови.

Она, хоть сразу видать, что выжига та еще, как бы огонь и воду прошла, тут же поостыла. Но один из мужиков, что постарше, вмешался:

– Вам что, свободной верхней полки жалко?

– Не жалко, – объясняю, – но закон есть закон, нарушать его никому не позволено.

А второй из-за плеча проводницы щерится:

– Знаем мы твой закон, просто хочешь с бабой своей на ночь вдвоем остаться, законник гребаный.

Я встаю, из-за столика выбираюсь, говорю ему:

– А ну-ка повтори, что ты сказал.

Я, вообще-то, конфликтов как бы не люблю, тем более с такими сомнительными типами. Тем паче, что их двое на меня одного и моложе они. И вообще устраивать разбирательство здесь, неизвестно с кем, на ночь глядя – сумасбродом надо быть. Но такая меня тогда злость захлестнула, такую ненависть к нему ощутил, что, ей Богу, хрястнул бы его по ухмылявшейся роже, если бы повторил. И они, наверное, это почувствовали, потому что первый товарища придержал:

– Не связывайся с ним, он еще у нас свое получит, никуда от нас не денется.

И проводница туда же – скумекала, что в любом случае с нее спросится, на откат пошла:

– Ну его, ребята, – сказала. – В самом деле, не связывайтесь, я сейчас все устрою.

А я добиваю:

– Заодно устройте, пожалуйста, нам постельное белье, чтобы за вами не бегать. Исполняйте свои служебные обязанности.

Она носом воздух в себя шумно втянула, но промолчала, только дверью, уходя, с маху грюкнула.

Ольга Дмитриевна руки к сердцу прижала, как на икону на меня смотрит. Сам Господь, говорит, послал вас ко мне, не представляю, что бы я делала, если бы тут одна сейчас оказалась. И еще прибавила, что не перевелись мужчины, есть, у кого защиты искать. Слышать мне это как бы приятно было, ответил ей, как должен был – что не стоит благодарности и ничего как бы героического я не совершил, просто этим жлобам потакать нельзя, они все смелые только пока хороший отпор не получат. Тут она забеспокоилась: вдруг они в самом деле меня потом подкараулят и счеты сведут. Меня, признаться, это тоже озаботило, но как бы совсем немного – я действительно думал о них, как Ольге Дмитриевне сказал. А она меня прямо тронула:

– Я, когда мы приедем, от вас не отстану. Пока не убедюсь, что вам опасность не угрожает. И не смейте отказывать мне.