Девушка без имени - Татьяна Веденская Страница 26

Мария Николаевна Огарева стояла у дверей в квартиру, когда услышала телефонный звонок. И конечно же, ключи, такие массивные и заметные обычно, тут же потерялись, запрятавшись за потрепанным кошельком, за расческой и телефоном, между страниц взятой в библиотеке книги – «Записки…» Анненковой – да за пузатым очечником с драгоценными солнцезащитными очками с линзами. Проблемы со зрением у Марии Николаевны начались еще в юности, и теперь она и трех пальцев не могла разглядеть перед своим носом без очков. Дочиталась. И ведь совсем не старая же женщина. Книжный червь.

Но это не значит, что Мария Николаевна была слепой и не видела очевидных вещей.

Она с самого начала опасалась, что от Саши будут одни проблемы. Но не потому, что он был плохим человеком. Скорее, наоборот, в нем было слишком много намешано даров природы и любви. Высокий, широкоплечий парень с голубыми глазами, легкомысленный прожигатель безмятежной жизни, к тому же младшенький в семье, а это всегда налагает определенный отпечаток. Когда Саша улыбался своей открытой, беспечной улыбкой, он становился похож на юного Роберта Редфорда. Он любил Ирину, в этом тоже не было никаких сомнений.

Просто рядом с такими редко ночует счастье.

Мария Николаевна чуть не расплакалась, когда звонок за дверями стих. Не успела! Где эти чертовы ключи? Дернул черт выйти из дома. Надо было сидеть и ждать, и ничего страшного. Можно одно воскресенье и пропустить. Пережила бы, простилось бы ей. Ах, вот они, в наружном кармане. Старая дура, засунула ведь сама, чтобы не искать. Склероз, что ли?

Впрочем, не такая уж и старая. Совсем не старая. Как говорили в одном кино – в сорок пять жизнь только начинается. Марии Николаевне было сорок шесть, но чувствовала она себя в последнее время на все сто шесть. В последнюю неделю, если быть точной. До этого случались дни, когда ей хотелось петь и плясать хоть круглыми сутками. Когда родилась Ирина, Марии Николаевне только-только исполнилось двадцать. Юная скрипачка, студентка консерватории, практикантка, и Станислав Огарев – уже довольно известный к тому времени музыкант, дирижер, теплый, бархатный баритон. Разница в восемнадцать лет тогда казалась ничтожной. Счастье для фортепьяно с оркестром. Тягучие, сонные утренние часы под бормотание новостей. Стас в своем кресле, со своим кофе в руках. Иринка у него на коленях, и вьет из него веревки, и добивается от восторженного отца всего, чего только пожелает. Зеленоглазая принцесса.

Отец возвращался с концертов затемно, всегда поздно, и всегда настаивал на том, чтобы Маша не ждала его и обязательно вовремя ложилась спать.

– Будешь беспокоиться и нервничать – появятся ранние морщины. Я тебе потом за пластического хирурга платить не буду, так и станешь ходить как шарпей, – угрожал он с притворной суровостью.

Мария Николаевна возмущалась и даже кидалась в мужа тапками, больше в шутку. Но в конце концов привыкла ложиться в одиночестве, а просыпаться рядом с ним. И к цветам привыкла, которые он притаскивал домой с каждого концерта. Сама она с комфортом и полным удобством для себя работала в музыкальной школе и занималась Ириной. Она ее воспитывала, а Стас ее баловал. Однажды, вспомнила Мария Николаевна, она оставила на плите ужин и легла спать, как всегда. Иришка тогда уже была большая, училась на историческом, занималась до одури какими-то современными танцами, пропадала целыми днями и мечтала улететь на археологические раскопки в Казахстан. Уже поздно ночью Марию разбудил хохот Стаса, который она сначала приняла за крики о помощи. Тоже, скорее всего, под влиянием большого объема употребленных новостей.

Маша вскочила и в ужасе побежала в кухню, где и застала Стаса с крышкой от утятницы в руках. На крышке все еще висела записка, вставленная в ручку, – Машины инструкции по разогреванию гуляша.

– Что случилось? – хмуро спросила она, а Станислав только кивнул на кастрюлю.

– Посмотри сама, – хмыкнул он.

Мария Николаевна вспомнила, как склонилась тогда над пустой, даже помытой утятницей, на дне которой лежала еще одна записка. «Папа, ты опоздал» – написала их дорогая дочь и пририсовала рожицу. Стас продолжал хохотать, больше над недовольным видом своей супруги, чем над тем, что дочка слопала его ужин.

– Ты ее разбалуешь, и ее никто не возьмет замуж, Стас! – проворчала тогда Мария, еле сдерживая улыбку.

– Ну и пусть, Машуля. Себе оставим такую красоту! – так он ответил. Как в воду глядел.

Через год после его смерти появился Саша. Ира смотрела на него так, словно не могла наглядеться. Можно понять, красивый парень. И вовсе не плохой человек. Просто с такими, как он, очень сложно найти общий знаменатель. Они никогда не хотят простых вещей. С ними всегда сложно.