Последняя королева - К. У. Гортнер Страница 26

Никого из нас не учили править.

Я взглянула на Филиппа. Он осторожно улыбнулся:

– Хуана, мы думаем о будущем Испании. Твои родители не вечно будут сидеть на своих тронах. Ты сама говорила о трудностях, с которыми им приходится сталкиваться. Смерть твоего брата может вызвать волнения среди знати. Кто знает, что случится, если Арагон откажется признать твою сестру новой наследницей?

Я сцепила пальцы на животе, жалея, что не могу пока почувствовать собственного ребенка. Хотелось напоминания о недавнем счастье, которое этот разговор уничтожил подобно гасящему фитиль пальцу.

Словно поняв намек, Безансон поднялся:

– С вашего разрешения, я пойду, ваше высочество.

Филипп кивнул. Едва за архиепископом закрылась дверь, я взглянула на мужа. Несколько мгновений он смотрел на меня, затем опустился на колени у моего кресла и взял мои руки в свои:

– Франция угрожает всерьез. Никто не знает, что замышляет Луи, но когда мы с Безансоном были в Генеральных штатах, до нас дошли слухи, будто его позиция в отношении Неаполя куда решительнее, чем у его предшественника. Испания и Франция – давние враги. Вряд ли мне стоит говорить, что может означать война для твоих родителей – и для нас.

Я кивнула, ощутив укол страха. Отец предупреждал меня насчет Луи. Говорил, что у нового короля Франции отсутствует какое-либо понятие о совести. Казна моих родителей была пуста, и конфликт со столь большой и богатой страной, как Франция, мог стать катастрофой для моей родины, лишь недавно объединившейся под властью моих родителей и все еще искавшей опоры среди признанных европейских держав.

– Думаешь… – я сглотнула, – думаешь, он объявит войну?

– Не знаю. Если и объявит, то предупреждать заранее не станет. Но если я получу право на престол, возможно, он сперва подумает, прежде чем действовать. Вряд он захочет, чтобы против него объединились мы и твои родители. – Филипп сел на корточки. – Безансон хочет отправить посланника в Кастилию, чтобы представить мое предложение твоей матери. Мне бы хотелось, чтобы ты тоже написала письмо, объяснив, что поддерживаешь мои усилия.

– Письмо? – Я сдавленно рассмеялась. – Ты не знаешь мою мать. Мой брат еще в гробу остыть не успел. Вряд ли сейчас подходящее время.

– Твоего брата нет в живых уже почти полгода. Твоя мать – королева, она поймет.

Я почувствовала, что без Безансона тут не обошлось.

– Может, и так, – осторожно заметила я. – Но я все же считаю, что для нее это – оскорбление. Ты не испанской крови. Как она может дать тебе право на престол, даже если бы захотела? Кортесы – как ее, так и отца – наверняка откажут.

– Речь идет не о законах. – Филипп нахмурился. – Речь о моих королевских правах.

Я подавила раздраженный вздох:

– Филипп, в Испании кортесы представляют интересы знати и народа. Прежде чем монарх законным образом займет трон, они должны наделить его полномочиями. Да, это формальность, но всегда считалось, что Испанией должен править король-испанец.

– Значит, нам должны диктовать условия военачальники и купцы? – пробормотал он. – Я не прошу о том, чтобы стать королем, – добавил он с натянутой улыбкой. – Я просто хочу получить титул инфанта, чтобы мое имя внесли в число претендентов на престол: на всякий случай. Когда у нас родится сын, мы сможем передать это право ему. В его жилах течет кровь нас обоих. Он ведь может быть наследником?

– Филипп, наше дитя еще не родилось. Это может оказаться и дочь.

– Ни за что. – Он наклонился ко мне. – Напишешь письмо? Мне нужна твоя помощь.

Что еще я могла поделать? Раз уж он в любом случае собирался представить свое предложение, мое письмо могло хоть как-то смягчить его дерзость, а может, и сгладить путь к компромиссу.

– Не стану тебя больше беспокоить. – Филипп поцеловал меня в щеку. – Напиши письмо и предоставь остальное Безансону. Не забывай, тебе нужно думать о нашем сыне.

Как бы там ни было, я опасалась, что нас ждет жестокий сюрприз. Я хорошо знала мать. Она никогда не успокоится, пока Кастилия и Арагон не наделят Исабель полномочиями наследницы. И вряд ли она благосклонно отнесется к любому иному предложению, какие бы цели оно ни преследовало.

После того как мы вместе поужинали, я вернулась в свои покои, размышляя, как объяснить в письме мою дилемму. Мать велела мне – по сути, приказала – ставить интересы Испании превыше всего, но не учила вести себя в ситуации, когда все далеко не столь просто, как может показаться. И все же, сидя за столом перед чистым листом, я представляла себе тревогу родителей из-за амбиций Луи Французского и горе, обрушившееся на них со смертью Хуана.

Филипп был прав: все, за что они боролись, висело на волоске. Без наследника мужского пола Кастилия и Арагон могли стать жертвой алчности знати, желающей оторвать их друг от друга. Возможно, отец и мать уже все продумали наперед и с радостью примут предложение Филиппа. А если у меня действительно родится сын, во что верили столь многие, в его жилах будет течь моя кровь, и он продолжит дело моих родителей.

Вздохнув, я посмотрела на свой живот, взяла перо и, обмакнув заостренный конец в чернильницу, начала писать.

* * *

Лето сменилось осенью, и я занялась подготовкой к рождению ребенка. Мне выделили роскошную комнату, где стояла обитая тончайшей тканью кровать и висели сотканные специально по этому случаю в Брюгге гобелены. Я проводила часы в своих покоях, разглядывая образцы тканей, которые присылали со всей страны добивавшиеся моего покровительства бюргеры.

– Как думаешь, – я показала на образец в руках Беатрис, – с занавесками из этого персикового атласа в комнате будет казаться светлее? Учитывая, что ставни должны оставаться закрытыми? – Я нахмурилась. – Как-то примитивно все это выглядит. Почему я должна рожать, словно медведица в берлоге?

Сочувственно закатив глаза, Беатрис взяла из груды у ног отрез зеленого бархата.

– Как насчет этого? Будет прекрасно смотреться с покрывалом из желтого атласа.

– Да, – кивнула я. – Попросим десять ярдов и…

Я подняла взгляд, услышав шум в передней. Дверь открылась, и вошел Безансон в развевающейся атласной мантии.

– Оставь нас, – сказал он Беатрис. – Я желаю поговорить с ее высочеством наедине.

Беатрис посмотрела на меня, и я кивнула. Не верилось, что он осмелился вторгнуться в мои покои без приглашения. Мы никогда прежде не виделись без посторонних, и при виде его самодовольной физиономии мне вдруг захотелось отругать его за все, что он совершил. Но я промолчала, ожидая, что следом за ним придет Филипп, а когда мой муж не появился, холодно спросила:

– Да, мессир? Чем обязана подобному вторжению?

Он молча смотрел на меня. Чувствовалось, что он зол, – его и без того румяные щеки покраснели еще больше, из-за чего он походил на пережаренного кабана.