Ангельские глазки - Донна Олвард Страница 26

— Элли… боже мой, что такое?

Выйдя из-за кресла, Вьятт опустился перед Элл и на колени, снял с головы широкополую шляпу и положил на диван рядом с креслом. У нее екнуло сердце, когда она увидела перед собой его лицо и затуманенный волнением взгляд. Она действительно любила Вьятта, и ей никуда не деться от этого чувства.

— Это… просто… это… — Она глотала воздух, чувствуя, как подступает очередное рыдание. — В последний раз, когда я укачивала ребенка… это было…

Закончить фразу ей не удалось. Губы Элли двигались, но она не произносила ни слова.

Она вспоминала, как держала на руках Уильяма — сына — очень маленького, но такого родного. Медсестры помыли младенца и завернули его в бело-голубую фланелевую больничную пеленку. Он не дышал, ресницы покоились на его бледных щечках. Но Элли крепко прижимала к себе мальчика, укачивала его… и прощалась с ним.

Вьятт попробовал забрать Дарси у Элли, но она оттолкнула его руки:

— Нет! Не забирайте его прямо сейчас. Вы еще не можете его забрать.

Потом до нее дошел смысл сказанного, и она сдалась под тяжестью стыда и горя. Вьятт взял Дарси из ее ослабших рук и положил девочку на матрас на полу.

Повернувшись, он подхватил Элли на руки, словно пушинку. Она прильнула к его сильному мускулистому телу, обхватила за шею и уткнулась в нее лбом. Вьятт присел на диван, усадив Элли себе на колени.

— Успокойся, — прошептал он у ее волос, и она почувствовала, как он целует ее в макушку. — Ради бога, Элли, успокойся.

Медленно Элли начала успокаиваться, благодаря тому, что смогла довериться Вьятту. Даже если он никогда не ответит на ее любовь, она понимала, что он никогда ее не предаст. За всю свою жизнь она не встречала человека лучше. Постепенно ее дыхание выровнялось, тело расслабилось. Тим всегда от нее отворачивался, насмехался над ее слезами. Возможно, таким образом он по-своему старался пережить горе — совсем не проявляя чувств, — поэтому ей пришлось притворяться. С Вьяттом ей притворяться не требовалось. С ним она могла быть самой собой.

— Я не знал, — тихо сказал Вьятт, когда она взяла эмоции под контроль. — Сколько времени ты держала это в себе?

Элли вздохнула, ее глаза были по-прежнему закрыты, поэтому она сосредоточила внимание на ощущениях: теплые и сильные объятия Вьятта, его пальцы, поглаживающие ткань ее свитера.

— Тринадцать месяцев… Я так долго хотела забеременеть, — призналась она, наконец решившись озвучить свою боль. — У меня даже не было возможности с ним пообщаться. Покормить его, или сменить подгузник, или укачать его, чтобы он заснул. Я месяцами представляла себе, как все будет, но теория отличается от практики. — Она попробовала улыбнуться, но ее губы дрожали. — А потом ты появился с Дарси… — Ее неуверенный голос стих.

Вьятт поднял голову и посмотрел в ее лицо. О, она знала, что выглядит ужасно. Она не вытерла щеки, не пригладила спутанные волосы. Но Вьятту словно не было дела до того, как она выглядит. Он никогда не считал ее внешний вид определяющим фактором. Он поднял руку и вытер ее слезы.

Он нежно касался ее щеки, осторожно поднял ее подбородок и мягко повернул голову Элли, чтобы она смотрела на него.

— Это был мальчик? — сказал он, и она вспомнила о том, что говорила, сидя в кресле. На мгновение ей показалось, будто она находится в больнице с Уильямом, а не в гостиной с Дарси.

Вьятт изо всех сил сдерживался. Она попробовала отвернуться, но он твердо удерживал пальцами ее лицо.

— Элли?

— Да, это был мальчик, — прошептала она, и он заметил мерцание слезинок в уголках ее глаз.

— Роды были преждевременными, да? — тихо спросил он, побуждая ее продолжать.

— До установленного срока оставалось шесть недель, — пробормотала она, и слезы, собиравшиеся в уголках ее глаз, потекли по щекам. — У меня отошли воды, я понимала, что мне еще рано рожать. Мы подумали, что ребенок проведет некоторое время в инкубаторе… — Несколько секунд она помолчала, собираясь с силами, потом прибавила: — Но возникли проблемы с его легкими. Я… — Она умолкла и опустила голову.

— Тебе не нужно об этом говорить, — мягко произнес Вьятт, чувствуя, как у него от жалости к Элли сжимается сердце. Он прятался в амбарах и думал только о себе, прежде всего стараясь избежать того домашнего уюта, который она пыталась создать. Он так гордился тем, что подарит ей это дурацкое кресло, которое лишь возродило в памяти болезненные воспоминания.

Элли оказалась первым человеком, которому Вьятт рассказал о своем прошлом, и ему было нелегко. Но его страдания не могли сравниться со страданиями Элли. Его потеря не сравнится с потерей ребенка.

Она продолжала, хотя Вьятт едва слышал ее шепот:

— Мне так и не удалось услышать его крик.

Услышав жалобную мольбу в ее словах, он крепче ее обнял:

— Мне так жаль.

— Я думала, что мне уже удалось об этом забыть, — прошептала она, не стараясь высвободиться из его объятий.

Вьятт глубже уселся на диванных подушках.

— Иногда для того, чтобы забыть о горе, требуются годы. — Он вздохнул, понимая, как много времени прошло с тех пор, как он смирился со смертью матери. Совсем недавно в его душе поселился покой. И только после этого он сумел понять, чего действительно хочет от жизни. Вьятт решил действовать и купил ранчо. В память о верности матери и в честь того, что наконец поверил в себя.

— Когда я приехала снова в Калгари, все только и делали, что спрашивали, как я поживаю. Я не могла отвечать им честно. Мне приходилось улыбаться и давать придуманные ответы.

— А твой муж?

— Горе либо сближает людей, либо разводит их. Наш брак был обречен с самого начала и не выдержал испытания. Тим похоронил себя в работе, а я…

Когда она умолкла, Вьятт слегка сжал ее руку. Она была смелой женщиной, хотя, по его мнению, не знала об этом.

— Я надела на себя панцирь.

Вьятт улыбнулся:

— О, хорошо, я могу к нему прикасаться?

И наконец, на ее припухших губах и в покрасневших глазах заиграла улыбка:

— Думаю, можешь.

Но вот ее улыбка померкла.

— Разве жизнь не стоит того, чтобы ей радоваться? — Вьятт повел плечами. — Некоторое время назад я понял, что не горе определяет судьбу человека, Элли. В расчет принимается то, что ты делаешь после того, как переживешь горе.

— И я не сделала ничего. — Она сдвинула брови. — Я просто спряталась ото всех.

— Всегда можно начать сначала. Сегодня для этого подходящий день.

Вьятт знал, что хочет сказать. Он считал их платонические отношения пустой тратой времени. Он хотел сказать, что Элли может начать с ним новую жизнь, как только Дарси отправится домой. Доктора Барбары говорят, что она идет на поправку и скоро заберет Дарси. Им больше не помешает работник социальной службы.