Профессионально беременна - Ульяна Гринь Страница 26

И Беркут тоже хорош! Сам же сказал: беременным перечить нельзя. А теперь даже слова не скажет мамочке! Нет, приехала тут, раскомандовалась…

Я встала, уперевшись ладонями в столик, и сказала, надеясь, что мой голос прозвучал ядовито:

— Это был мой торт! И я собиралась его съесть. Теперь я буду есть мозг твоей мамы, и не говори, что я тебя не предупредила.

— Ты не сможешь, Ева, — рассмеялся Данила. — У тебя не получится.

— Хочешь, поспорим!

— Нет, я не буду с тобой спорить, — фыркнул он, обнимая меня. — И вообще… Знаешь что? Я Костю сейчас напрягу, он купит тортик и принесет… О, к вольерам пошли. Туда мама точно не сунется — она терпеть не может собак!

— Точно? — спросила я, подняв взгляд на Беркута. Думаю, получилось так жалобно, что Данила чмокнул меня в лоб и ответил:

— Клянусь!

Вольеры находились в дальнем углу сада. Этот угол выходил на бизнес-центр и оживленную улицу, однако за высоким забором нас не было видно. В вольерах бегали собаки. Наметанным глазом я узнала кавказскую овчарку и грейхаунда. В третьем вольере лежало чудовище. При нашем появлении оно подняло голову от лап и, глянув диким глазом, глухо и утробно завыло. Прямо собака Баскервилей! И цвет подходящий… Данила рефлекторно загородил меня, потом вздохнул, вспомнив о решетке вольера:

— Тоскует.

Варвар встал, отряхнувшись. Шерсть его уже не лоснилась, а была сваляна на боку, торчала клочками на другом. Уставившись на нас, он долго и сосредоточенно нюхал воздух, а потом залаял — громко, отрешенно, зло.

Я спросила с жалостью:

— Что, по Алексею Павловичу? Больше некому за ним ухаживать?

— А он никого не подпускает. Даже Диму, который его кормил и выгуливал. Отец Варвара месячным щенком взял, вырастил, он был для собаки целым миром…

— Как грустно, — вздохнула и я, потянув Данилу дальше. — Что с ним теперь будет?

— Будем усыплять, наверное. Он же на всех кидается.

— Жалко как…

— Жалко, да, но он и сам умрет, если не признает нового хозяина.

Мы устроились за вольерами — там стояли столик и три стула под зонтиком. Заказанный тортик нам принес вездесущий Костя в неизменном черном костюме — оглядываясь по сторонам, воровато, будто не купил сладость, а украл. А я набросилась на вожделенное кондитерское изделие, не дожидаясь, пока и сюда заявится Елена Николаевна. Слопав половину, жадно проурчала:

— Сейчас чуть-чуть передохну и…

— Это какой-то ужас, — рассмеялся Данила. — Никогда не думал, что худенькая девушка на такое способна!

— Угу, угу, — согласилась я. — Сама не ожидала от себя. Слушай, так зачем тебе понадобилось срочно жениться?

— Детка, это просто. Если у меня семья — дадут меньше срок. Но это в крайнем случае, если не удастся доказать, что убил не я.

Он выглядел спокойным. Так не бывает, сказала я сама себе. Ну как можно посадить человека, который не виноват? А он не виноват, я уверена в этом.

— Что говорит твой адвокат?

Данила усмехнулся, отколупнув себе кусочек торта. Съел его, облизнулся, вызвав у меня острое желание поцеловать влажные манящие губы, ответил:

— Говорит, что все получится, но надо подстраховаться. В любом случае, брак будет фиктивным, но… Если ты носишь моего ребенка, я заберу его после рождения и дам тебе отступные.

— Что?!

— Не притворяйся, ты все прекрасно расслышала, Ева.

— Если ты думаешь, что я отдам тебе своего ребенка…

— Своего можешь забирать себе, а вот моего… Нет, детка, мой останется со мной.

— Ты охренел, — спокойно ответила я. — Все, до свидания.

Данила усмехнулся:

— Ну, не торопись, золотце. Ева. Ты не выйдешь — я же предупредил охрану!

Это я не выйду? Посмотрим! Ладно, я не буду ломиться в дверь, если она заперта. Я вылезу в окно. Фигурально выражаясь. Я все равно останусь верна себе.

А ведь он мне понравился вначале… Я даже думала, что влюбилась. Думала, что Данила Беркутов не такой, как все остальные мажоры. Ан нет. Облом, Евка, он точно такой же! А значит — никакой жалости. Никаких чувств. Никаких сентиментальностей. Только холодный расчет, как всегда.

Они меня не жалели.

Вот и я их не стану.

— Беркутов, у тебя неплохой домик, почему бы мне не пожить тут, — улыбнулась сладко. — А если ты мне еще и обследование здоровья сделаешь за свой счет, то вообще будет сказка!

Усыпила ли бдительность? Не знаю. Но знаю, что все смогу выдержать, лишь бы снова стать свободной и принадлежать только самой себе.

Полтора месяца.

Шесть недель.

Сорок два дня.

С половиной.

А потом…

Потом я заберу его деньги и уеду за границу.

Навсегда.