Изабелла Прекрасная - Маргарет Кэмпбелл Барнс Страница 25

Для Изабеллы, такой молодой и жизнерадостной, потрясения и разочарования первых месяцев семейной жизни были временем разбитых надежд. Лишь ее природная энергия и умение постоять за себя помогли ей выжить. Беды, которые навлекал на себя и на нее Эдуард, казались просто невероятными. Торжественно въезжая в эту страну как королева, она никак не думала, что всего лишь через несколько лет ей придется скрываться из столицы и позорно бежать от гнева своих подданных в компании с человеком, который и навлек на них все эти беды.

Они бежали на север, и с того самого момента, как к ним присоединился Гавестон, каждый шаг вызывал в ее душе внутреннее сопротивление.

Большая Зала Тайнемаутского замка была пустой и продувалась сквозняками, не чувствовалось женской руки, которая привела бы его в надлежащий для приема королевы вид. Недостаток факелов делал Залу особенно темной, казалось, в углах притаились зловещие тени, сильный ветер гнал воды реки в сторону от моря. Несмотря на клубы дыма, повалившего из огромного камина, и пачкающие сажей парчовое платье Изабеллы, она сидела у огня, чтобы хоть немного согреться. Если не считать Бинетт и Жислен, находившихся в их спешно приготовленных комнатах где-то наверху, в одной из башен, она была единственной женщиной в этой мрачной крепости в Нортамберленде. Судя по рапорту капитана, гарнизон был мал, и толку от него было немного, и при всем своем спокойно-невозмутимом виде гордая юная дочь Франции была не на шутку испугана.

Эдуард пошел наверх еще раз переговорить с капитаном. Пьер Гавестон сидел, облокотившись о стол, за которым они с королем играли в шахматы до того, как Эдуард, поспешно встав при звуках приближающихся шагов посланца, нечаянно смахнул половину резных фигурок на пол своим широким рукавом. С той поры, как он ушел, Гавестон бездумно расставлял оставшиеся фигуры в каком-то ему одному известном порядке, вытянув перед собой длинные ноги, обтянутые красным шелком. Он предложил Изабелле сыграть с ним партию, но она никак не прореагировала. И теперь каждый из них думал о своем — он о том неопределенном будущем, которое его ожидает; она — о жестоких ударах судьбы в недавнем прошлом.

Страна, принявшая ее, была раздираема войной между вооруженными баронами и их сувереном, вынужденным бежать от них. Вся ситуация была настолько невероятной, что она просто боялась думать обо всем этом. Лучше держаться за одно-единственное утешение, что осталось ей в ее отчаянном положении. Как и предсказывала Маргарита, Эдуард твердо стоял в поддержку друга и наконец-то проявил истинное мужество Плантагенетов. Глупое, безрассудное мужество, однако это было хоть что-то, что вызывало у Изабеллы гордость, но и унижение тоже. «Если бы он так же отважно бросил вызов всему миру ради меня, как бы я восхищалась им и любила бы его», — думала она.

Оставшись в полном одиночестве, он отказывался подписывать указы, то угрожая Парламенту, то пытаясь как-нибудь умаслить его членов, чтобы те разрешили Гавестону остаться. В последней надежде он поднял армию и обратился к лондонцам за поддержкой, но даже мэр города и шерифы выступили против него. А бароны, полные решимости добиться принятия своих решений, поделили между собой власть над страной; Гилберту Глостеру, все еще пытавшемуся как-то примирить обе стороны, дали в подчинение Кент и Суррей, Ланкастеру — весь остальной юг, а герцогу Херфордскому — восточные графства.

Когда Эдуард собирался уже выступить на север, они предупредили Генри Перси Нортамберлендского, чтобы он охранял границу с Шотландией, но последним оскорблением, брошенным в лицо королю, было высказанное вслух предположение, что он может предать их всех, объединившись с Робертом Брюсом. Пемброк и Уоррен были посланы в погоню за Гавестоном с наказом схватить его и привлечь к суду. И Эдуард, отказываясь бросить друга на произвол судьбы, встретился с ним в Йорке, куда взял и Изабеллу, и стал поспешно готовиться к обороне города.

Она могла бы отказаться сопровождать его. Ей для этого стоило только обратиться к лондонцам, и они бы встали на ее защиту. Она была их кумиром, красивая и беспомощная молодая супруга, над чувствами которой беззастенчиво надругались. Ее родственник Ланкастер был бы невероятно рад, если бы мог нажить капитал на ее жалобах и недовольстве и использовать даже тот факт, что она до сих пор не произвела на свет наследника, как еще один аргумент против роковой дружбы своего племянника. Подняв голос протеста, она могла бы спокойно остаться с Маргаритой. Но, оглядываясь назад, Изабелла не могла не признавать того, что ей, в сущности, этого делать не хотелось. Она оставалась с Эдуардом, потому что, несмотря ни на что, продолжала его любить. Она даже выказывала ему сочувствие в те особенно тяжелые дни, когда лондонцы отказали ему в поддержке, а Гавестон где-то прятался, и за его голову было обещано крупное вознаграждение. И она получила свою жалкую награду. Эдуард наконец-то увидел в ней женщину, на которую можно опереться в трудную минуту, а не ребенка, как было прежде. Поскольку Изабелла могла пренебречь и опасностью, и неудобствами, чтобы добиться своего, то они даже были в какой-то степени счастливы, пока к ним в Йорке опять не присоединился Гавестон.

Она была так глубоко погружена в свои мысли и воспоминания о недалеком прошлом, что не заметила, как огонь в камине почти погас. Наконец Гавестон обратил внимание, что она дрожит от холода.

— Вы замерзли, — сказал он, поднимаясь и подбрасывая поленья в огонь, не вызывая слуг, чтобы не нарушить их нечаянного уединения.