У чуда две стороны - Елена Габова Страница 25

Мама накормила меня особенно вкусным завтраком – чаем с блинами. Мы с ней помирились. В дни соревнований она всегда печет блинчики. Почему-то она считает, что соревнования для меня праздник. Вообще-то она не ошибается. Я люблю соревноваться, люблю сам дух соревнований, когда чувствуешь, что от тебя зависит честь школы.

Нас было шесть участников – шесть веселых лыжников. Четверо парней, две девчонки. Почему «веселых», мы же разные! Но мы так здорово добирались на лыжный стадион в школьной «Газели», что по-иному не скажешь. Каждую минуту салон микроавтобуса наполнялся хохотом. Михаил Антонович угостил нас конфетами для победного настроя. Наверное, в конфетах были смешинки.

Было очень жалко, что Галчонок не смогла поехать с нами. Физрук не разрешил. «Газель» не резиновая, – сказал он. – Нас семеро вместе со мной плюс лыжи». Галка хотела за нас поболеть.

Когда мы устраивались в «Газели», я мысленно уговаривала Вальку, чтобы он сел рядом со мной. Но гипноз не подействовал – подсел к Мите из одиннадцатого класса.

– Ну, что Валентин, – Михаил Антонович протянул руку через узкий проход и положил Вальке на плечо, – за нашу школу бежать будешь или за прежнюю?

– В какой учусь, за такую и побегу. Правда, Маша? – Валька посмотрел на меня и подмигнул.

– Правда, – ответила я, покраснев. Могла бы и не отвечать, ответа не требовалось.

– Ну и мороз сегодня. Наверняка младшие классы бы не учились, объявили бы актированный день, – предположил Митяй.

– В спорте актированных дней не бывает, – сказал веское слово физрук.

На улице до сих пор почему-то горели фонари, и каждый фонарь обрамлялся туманным кружком. Так всегда в морозный день. Машин на дорогах меньше, чем обычно. Во-первых, воскресенье, многие не выезжают, во‑вторых, мороз. И прохожих мало – сидят дома, некоторые еще вообще спят, отсыпаются за трудовую неделю.

– Анекдот про мороз знаете? – спросил Саня из восьмого «Б» и, не дождавшись ответа, начал рассказывать: – Во время недавних холодов в Америке американец звонит русскому. «Иван, о ужас, у нас на улице минус сорок. Я стою на остановке и вот-вот замерзну насмерть. Что вы делаете в такой мороз, когда долго нет автобуса?» – «Мороженое едим!»

Посмеялись.

– А что? Правильно русский ответил! – Митя царапал ногтем дырочку в замороженном толстым слоем инея окне. – Я правда люблю мороженое в любую погоду!

– Ну что ж. Куплю я вам всем мороженое после соревнований, – пообещал Михаил Антонович.

– Ага. Эскимо в форме кубков! – засмеялся Саня. – Мороженые кубки!

Валька смотрел на меня. Он смеялся, что-то говорил Мите и время от времени взглядывал на меня. И я сейчас порадовалась, что он не сел со мной. Так мы лучше видим друг друга.

– Нет, это кубки победителей будут в форме эскимо!

– Одно не исключает другого! У них кубки в форме эскимо, у нас – эскимо в форме кубков!

– А может, у нас кубки, у них – эскимо?

Все запутались в этих «кубках эскимосских» и смеялись.

– А почему вы не предполагаете, что среди нас едут победители, у которых будут настоящие кубки? – спросил Михаил Антонович.

– Ну да… может так быть, – Митя пожал плечами, – конечно. Запросто! Вон, Маша Муравская ка-ак дернет к финишу!

Митька самый старший тут был, он и вел себя соответственно.

– Победит, а потом про себя в газете пропишет, – добавил Саня.

– Особенно если у нее башмаки стянут! – хохот.

Пусть смеются. Валька смотрел на меня, и я замирала от его взглядов. Какие у него черные глубокие глаза! Вырыли во мне колодец, где все его взгляды, слова…

У меня четырнадцатый номер. Хорошо, что мы позже подошли и мне не достался тринадцатый. Наверное, ничего плохого нет в числе «13», но я его традиционно побаиваюсь. Как и черную кошку. «Черный кот, перебегающий вам дорогу, означает, что животное куда-то идет. Не усложняйте жизнь ни себе, ни ему», – прочитала я как-то ВКонтакте. Даже взяла цитату себе на стену. И все равно смотрела с опаской на всех черных кошек. Массовый психоз и на меня действует. Вот так и с числом «13».

Прогремел стартовый пистолет, и участницы понеслись. На старте десять лыжней, которые вливались в одну метров через сто. Я выскочила на лыжню первой. Замелькали наряженные в меха ели, сосны, мягкие заснеженные лапы, рыжие стволы… Но на соревнованиях не замечаешь красоты, в мыслях только одно: быстрей к финишу! После первого километра (километраж отмечен на стволах деревьев фанерными квадратиками) меня обогнали. Так… первой уже не приду. Ничего! Почему я решила, что буду лучшей? Второй тоже неплохо. Стало жарко, и дышать тяжело, и глаза, кажется, выскочат из орбит, и сердце бьется, как сумасшедшее, но я знала, что скоро, примерно через половину пути, придет второе дыхание. И будет легче. Вот и еще одна участница впереди меня, под номером двадцать. Что это я? А как же моя секция, мой взрослый первый разряд, мой трехлетний спортивный опыт? Нет, поднажать и догнать! Номер двадцатый, не радуйся, я за тобой, я наступаю тебе на пятки, вот-вот я тебя обгоню… Что ж ты делаешь, редиска? Двадцатый номер совершает маневры, которые не дают мне его обогнать. Так нечестно! Эй, двадцатый! Слышишь? На самом деле я ничего не говорю, надо беречь силы – это раз, двадцатый все знает – это два. Ха! Участница не в курсе, что позволяет себе запрещенные приемы? На спуске только одна лыжня, спуск узкий, тут нет места для конькового хода. Я изо всех сил оттолкнулась палками, чтобы, скатившись с горочки, тут же обойти соперницу… Секунда, я лечу со спуска носом вниз, моя лыжа трещит, ломается, я со всего размаху падаю и ударяюсь ногой о нетолстую сосну, стоящую к лыжне чуть-чуть ближе, чем остальной ряд деревьев. Сверху, с веток, на меня посыпалась снежная крошка. Боль, казалось бы, невыносимая, пронзает меня всю, локализуется в ноге, я стискиваю зубы, чтобы не закричать. С трудом отползаю от лыжни, чтобы не мешать соревнующимся.

Приехала! Вот мой финиш! Под сосенкой!

Двадцатый! Ты свинья! Но я знаю, что ничего не смогу доказать, никто мне не поверит, а если поверит, не примет к сведению, потому что свидетелей на дистанции нет. Участница же под номером «20» все будет отрицать. Злость на двадцатый перехлестывает боль, я плачу, слезы катятся по щекам и застывают ледяными дорожками. Я ничего не смогу сделать этой девчонке, деревья будут молчать, а больше никто не подтвердит, что мне сделали подсечку лыжной палкой. Я лежала под елками рядом с молодой сосенкой, о которую, ударившись, сломала или вывихнула ногу. Боль! Боль рвала ногу на части. Мимо промчалась лыжница, еще одна… я попыталась подняться и не смогла. Такого у меня еще не было и не было такой боли никогда. Лыжи я, правда, ломала, но обходилось без телесных повреждений.

Меня, конечно, видели все проносящиеся мимо лыжницы, но никто не останавливался. Думали – упала участница, поднимется и пойдет дальше. На трассе не падают, что ли? Да сколько угодно!