Турецкий горошек - Д. Л. Нельсон Страница 25

Этот ресторан навечно запечатлеется в моей памяти как некий эталон, с которым я буду сравнивать все остальные рестораны. Мне кажется, я очутилась во дворце с золочеными лепными украшениями и паркетными полами. Должно быть, здешнего декоратора вдохновило убранство Версаля. Нам пока не предлагают никаких меню, и мы чинно усаживаемся в золоченые кресла, обитые светло-зеленым шелком. Интересно, как часто на них проливают бокалы с вином. Может, у них есть запас обивочной ткани для замены испачканной?

К нашему столику подходит мужчина, одетый в русском крестьянском стиле, в блузу с застежкой на плече и свободно ниспадающими широкими рукавами. Одну руку он держит за спиной.

– Я ваш официант, меня зовут Омар. Сегодня я в вашем полном распоряжении на весь вечер.

Он принес две желтые розы, одну для меня, а другую для жены клиента Дэвида. Затем Омар перечисляет пять блюд. Заложив обе руки за спину, он выслушивает заказы каждого из нас. Для приема на работу в такой ресторан официанты проходят тест на запоминание.

Мне хочется спросить Омара, откуда он родом, но я не спрашиваю. Дэвид терпеть не может, когда я начинаю озадачивать людей вопросами, выходящими за рамки делового общения. Его абсолютно не волнует, что наш банковский кассир недавно обручился или что Анджела из супермаркета стала чувствовать себя лучше с тех пор, как начала носить эластичные чулки. Мне нравится вникать в особенности и подробности жизни окружающих меня людей, но я понимаю и то, что лучше не делать этого перед клиентами моего мужа.

Том Фриман, муж Агги-Лу, явно страдает от синдрома коротышки – специфический комплекс низкорослых особ мужского пола, которые компенсируют недостаток роста избытком власти или господства над всем и каждым в этом мире. Даже если бы я не прочла о существовании такого комплекса в учебнике по психологии, то сейчас поняла бы, что он существует. Фриман является самым наглядным примером.

Я развлекаюсь тем, что пытаюсь уловить, какая черта Тома является самой отталкивающей. В первую тройку входит его невероятная подвижность. Он постоянно ерзает на стуле, барабанит пальцами по столу, то и дело перекладывает с места на место столовое серебро.

– Ну что ж, давайте пока посоревнуемся в красноречии, – нетерпеливо говорит он всего через несколько секунд после заказа напитков.

К счастью, уже через пару минут возвращается Омар с рюмками водки.

– Какую ты заказала, Лиз? – спрашивает Дэвид.

Я знаю, что ему это известно, но так он проявляет общительность на вечеринках.

– Лимонную.

– А грушевую не хочешь пригубить? – Я отвечаю согласием. И мы пробуем напитки друг у друга.

– А я…. – начинает Агги-Лу.

– Вишневую. Ты заказала вишневую, – говорит Том. Он пробует ее водку и подставляет ей свою рюмку. Она послушно пробует его напиток, и он забирает рюмку обратно.

Я никогда особенно не любила водку, но эта замечательная. Возможно, алкоголь не полезен моему будущему ребенку, но зато он приглушает мои чувства, отрицающие наличие каких-либо достоинств у Тома и Агги.

– Лиз это уменьшительное от Элизабет? – спрашивает Агги-Лу, и когда я киваю в ответ, говорит: – А мое полное имя Агнес…

– Агнес-Луиза. Ее назвали в честь двух ее тетушек, – встревает Том. – Тети Агнес и тети Луизы.

Похоже, нам предстоит занудный вечерок, решаю я, длинный-предлинный вечер. Я отключаюсь от разговора. Прическа Агги-Лу оказывается лишь слегка измененной копией парика Долли Партон. Может, она украла его у Долли.

В ожидании первой смены блюд я решаю посетить туалетную комнату. Хотя я предпочла бы сходить туда одна, Агги-Лу увязывается за мной, храня верность своеобразному ритуалу женской солидарности в таких случаях. Мужчины ходят по одному.

Стоя перед зеркалом в дамской комнате, она, делая мне комплимент, хвалит естественный оттенок моей кожи. Это звучит как обвинение в том, что я заявилась в ресторан без макияжа.

Когда она переходит к моей прическе, я сообщаю ей, что делала стрижку в Париже. И это отчасти правда. Мой салон красоты называется «Мечты Парижа». Агги-Лу поправляет свои локоны и высказывает мысль, что, возможно, ей пора упростить стиль.

– Надо будет посоветоваться с Томом, – говорит она. Да, это будет ужасно, ужасно, ужасно длинный вечер.

Иногда мне кажется, что все клиенты Дэвида слеплены из одного теста. Все они богаты и преуспевающи. Успех убил в них потребность слушать кого-то, кроме себя, любимых.

Поглощая hors d'œuvres, [16]салат и суп, этот коротышка сообщает мне все, что он думает о статусе медсестры, который светит его дочери после обучения и в ходе дальнейшей службы. Он тычет в меня пальцем, чтобы подчеркнуть важность своих слов. Я борюсь с искушением укусить его.

В какой-то момент Дэвид опускает под стол руку и похлопывает меня по коленке. Я благодарна ему за такое проявление сочувствия. Остаток вечера теряется в тумане самодовольства по поводу удачного избавления от резко упавших акций и дегустации лучших блюд, которые я когда-либо пробовала в жизни.

Мы поднимаемся на лифте обратно в наш номер, я устало смотрю, как исчезают внизу многочисленные этажи. Дэвид обнимает меня.

– Я очень благодарен тебе, что ты приехала. Я понимаю, что тебе все это очень не нравится.

– Правильно понимаешь. Правда, за исключением еды.

– Ты так любезна с моими клиентами. Ты знаешь, что Том сказал, когда вы с Агги-Лу перед уходом зашли в дамскую комнату?

Я отрицательно мотнула головой.

– Он сказал, что ты подтвердила все его мысли о положении медсестры. Он благодарен, что ты приехала, и теперь он сможет, придя домой, сказать дочери, что ей следует подыскать другую профессию.

– Но я и слова не сказала об этой профессии. Это он рассказывал мне о ней.

– Разумеется. Но он думает, что это ты его просветила. А это в конце концов главное. – Он слегка прижал мою голову к своему плечу. – Давай не будем больше говорить о делах.

От лифта к нашему номеру мы идем, обнявшись, как влюбленные. У Дэвида не возникло проблем с магнитной картой.

Постель была уже разобрана. На каждой из подушек лежит по мятной шоколадной конфетке в темном фантике. Дэвид разворачивает свою и сует ее в рот. Черный шоколад кажется горьким в сравнении с холодком мяты. Он целует меня.

– Спасибо за этот вечер, Лиз.

Потом он молча начинает расстегивать мое платье. Я уверена, что застежка на спине является заговором модельеров, чтобы заставить женщину почувствовать свою беспомощность. Мой муж спускает платье с моих плеч и ласкает мои груди.

– Давай займемся любовью. Это было так давно.

Я соглашаюсь, отвечая на его ласки и подавляя желание сказать «нет». За все годы нашей семейной жизни я ни разу не отказала ему. Лежа в постели с мужем, я чувствую, что изменяю Питеру. Духовное вероломство. Лежа в постели с Питером, я чувствую, что изменяю Дэвиду с точки зрения общественной морали. Не положено считать грехом любовь с мужчиной, за которого ты вышла замуж, но я так считаю.