Не девушка, а крем-брюле - Татьяна Булатова Страница 24

– В саване.

– Тогда платье зачем?

– Ну не голым же человека в саван засовывают! – объяснила Гулька и разом стала серьезной. – А ты чё в моем подъезде-то делала?

– К тебе вообще-то шла, – призналась Хазова.

– Это зачем? – насторожилась Гульназ.

– Да вот уж и сама думаю, не надо было, – криво улыбнулась Юлька.

– А все-таки?

– А все-таки… – Хазова немного помолчала и, все взвесив, произнесла: – Пригласить тебя хотела. С нами. Выпускной отметить.

– С чего бы это? – заволновалась Низамова. – Васька, что ли, прислала?

– Нет, – Юлька не стала приплетать сюда Ладову. – Она даже не знает, что я к тебе пошла. Она сразу сказала, что с тобой бесполезно. Ну, мы подумали и решили: чего бесполезно? Поговорить-то всегда можно.

– Ну… говори, – великодушно разрешила Гулька, раздувшись от важности: какие люди на поклон.

– Да не хочу я сейчас ничё говорить, – отказалась Хазова и закусила губу. – Знала бы, что так случится, никуда б не пошла. Мало того, на отморозков нарвалась, еще и упрашивать тебя надо. Не хочешь – не ходи-и-и-и!.. – тоненько завыла Юлька и ткнулась Низамовой в плечо.

От подобного нарушения дистанции Гульназ оторопела: Хазову стало так жалко, так жалко, что хоть сама плачь. Из кухни выглянула абика, вопросительно подняла брови: мол, все в порядке? «В порядке», – кивнула головой растрепанная кызым и закрыла глаза, чтобы даже неуловимым движением век не потревожить всхлипывающую у нее на плече Хазову. А вместе с тем Юлька не только скулила, но и невнятно произносила одну и ту же фразу, которую Низамова никак не могла разобрать. Устав прислушиваться, Гулька взмолилась:

– Ну что ты там говоришь-то все время? Никак не разберу! Попить, может, хочешь?

И Юлька, подняв зареванное лицо и глядя в узкие глаза Низамовой, всхлипнув, произнесла:

– Спасибо, Гулечка.

От этого «Спасибо, Гулечка» Низамовой стало так жарко и волнительно, что она стиснула эту раскисшую Хазову в объятиях с такой силой, какая в ней появлялась только в присутствии Ладовой:

– Дура, что ли?! – пробормотала она и, секунду подумав, поцеловала эту «драную пигалицу» во всклокоченную макушку. Она почти уже любила ее, эту надоедливую Хазову. Не так, как Василису, но тоже на всю жизнь. «А чё? – с гордостью подумала Гулька. – Я ей не просто так. Я ее спасла, между прочим».

– Гуль, пожалуйста, – такой Юльку Низамова никогда не видела: обычно дерзкая, резкая даже в движениях, она не была на себя похожа. И что самое главное – Хазова не отдавала приказания, Хазова просила. И так по-детски, со страхом, что откажут.

– Да приду я! Приду! – смилостивилась Гульназ и разжала руки. – Достала ты меня, конечно. Черт с тобой, – Низамовой надоело быть нежной, и она вернулась к своему прежнему облику.

На русское «Черт с тобой» выглянула из кухни любопытная абика. Снова подняла брови, проверила, все ли в порядке, удостоверилась и исчезла. Правда, потом появилась и показала своей кызым кусок чак-чака.

– Не, – замахала руками Гулька. – Мы уходим.

– Куда? – по-татарски спросила Хава Зайтдиновна.

– Провожу, – ответила внучка и показала глазами на зареванную Хазову.

– Не нада, – покачала головой абика и показала рукой, что надо умыться: – Вода!

– Вода? – удивилась Юлька.

– Вода, вода, – проворчала Низамова. – Давай, иди умойся и пойдем. По дороге договорим.

Хазову не надо было просить дважды. Мысль о том, что через какое-то время она окажется дома, в безопасности, заставляла ее все делать быстро. «Как солдатик!» – усмехнулась про себя Гульназ, наблюдая за тем, как четко, словно автомат, Юлька открывает кран, пробует пальцем воду, плещет ледяной водой на ставшими пастозными веки, фыркает и снова плещет, плещет, пытаясь уничтожить следы пережитых мучений.

– Скоро ты? – заторопилась Низамова, уставшая от роли наблюдателя. – Пойдем уже, а то скоро родители придут – напугаются.

– Я чё, такая страшная? – улыбнулась начавшая приходить в себя Хазова.

– Не, не очень, – подмигнула ей правым глазом Гульназ, левым она старалась такие знаки не подавать, потому что тот всегда норовил умчаться куда-нибудь в сторону.

– Можно я не буду с твоей бабушкой прощаться? – с извинительной интонацией попросила Юлька, вдруг неожиданно почувствовавшая какую-то неловкость. И это после того, как час проревела на чужом диване, в чужой квартире, рядом с чужими, в сущности, людьми.

– Абика, – заорала в ответ Низамова, и кривоногая Хава Зайтдиновна юрко выкатилась в прихожую.

– Айда! Кызым! Нада! – провозгласила она, приветливо глядя на гостью.

– Она по-русски плохо говорит, – объяснила Гулька и вольно перевела: – Приходи еще. До свиданья.

– До свиданья! – обрадовалась знакомому слову Юлька и, схватив низамовскую бабушку за руки, потрясла их с таким энтузиазмом, что абика содрогнулась всем телом.

– Тише ты! – шикнула на Хазову Гулька. – Уронишь. У нее и так кости слабые.

– Остеопороз, – моментально поставила диагноз Юлька. – Тотальный дефицит кальция в костной ткани. У нас у Ежихи такая же беда: все время упасть боится. «Если вы меня уроните, я рассыплюсь», – писклявым голосом передразнила она классную руководительницу.

Сравнение драгоценной абики с ненавистной Ларисой Михайловной Мозуль Гульке не понравилось. Не говоря ни слова, она открыла дверь, выпустила не умолкавшую ни на секунду Хазову и вышла следом, предварительно задрав голову: не стоит ли кто выше?

– Гуль, – у вернувшейся к жизни Юльки ни на секунду не закрывался рот: – А кто такие Бабай, Ядзы и Прохор?

– Бандиты, – буднично ответила Низамова, а у ее спутницы пропал дар речи.

– Банди-и-иты? – только и смогла вымолвить она.

– Бандиты, – подтвердила Гулька. – Наша крыша.

– Чья крыша? – не поняла Хазова.

– Наша, – повторила Низамова. – У отца стоматологический кабинет: вот они его и крышуют, чтобы другие не наезжали.

У Юльки отвисла челюсть. Она, конечно, читала газеты, смотрела телевизор, общалась с другими людьми и знала о существовании «бандитского патронажа», но вместе с тем никогда не соотносила это со своей жизнью. Вроде как она, Юлька, отдельно, а они, бандиты, отдельно. И вот теперь Низамова говорит об этом с такой интонацией, как будто рассказывает о приготовлении яичницы. Не девочка – а черт из табакерки! Но черт, Хазова тут же размякла, премилый. Благородный. Свой, в общем, черт.

– А чё ты так удивляешься? Можно подумать, в вашем районе таких нет.

– Есть! – с готовностью бросилась на защиту своего благополучного района Юлька. – По всей стране. Просто я никого не знаю.