Заявление о любви - Катажина Грохоля Страница 24

— Который час?

— У тебя же есть часы, — вырывается у Марты. Ивона радостно смеется:

— Проиграла, проиграла!

Марте вдруг становится обидно.

— Я всегда проигрываю. Ивона грозит ей пальцем:

— Только без этого!

Затем она отодвигается, освобождая место на постели, чтобы Марта могла сесть напротив.

— Снимай обувь, залезай и не обижайся. Сегодня я командую.

Но Марта еще дуется:

— Я никогда об этом не забывала, ни на секунду.

Ивона как будто не слышит. Марта снимает стоптанные туфли, проверяет, не поехала ли петля. Не хотела бы она здесь сидеть в дырявых колготках и пить шампанское. Она и так рядом с Ивоной выглядит как бедная родственница. К счастью, все в порядке.

— А вот и шампанское. Бокалы в полумраке блестят.

— Да. Но…

— Только без «но». Сигареты.

Марта чувствует: она должна что-то сказать:

— Есть, но…

— Ну так давай. Без «но»… без-о-но, без-о-но-мучо… — напевает Ивона, а Марта садится на кровать.

Красная пачка, зажигалка. Марта бросает то и другое Ивоне. Та с удовольствием затягивается, огонек зажигалки освещает ее лицо ярче, чем свет лампы. Начинает кашлять. Марта сердится:

— Вот видишь?

Ивона нетерпеливо отмахивается, разгоняя дым.

— Мы же договаривались. Без «но», — сухо кашляя, возражает она. — Ненавижу слово «но»… Расслабься. Это самое ужасное слово во всех языках… На тебе прекрасное платье, но…

Марта смеется и заканчивает:

— …выглядишь ты в нем как корова.

— Я тебя люблю, но…

— …мы должны расстаться. Так будет лучше. Ивона глубоко затягивается, она больше не кашляет.

— Браво! У тебя красивая прическа, но…

— …тебе она не поможет.

Ивона переставляет пепельницу на кровать.

— Вот именно. Будешь жить, но…

Ивона стряхивает пепел. Ждет. Марта молчит. Ивона осторожно дотрагивается до нее:

— Почему ты молчишь? Мы так здорово веселились. — Последнее слово сопровождается новым приступом кашля.

Марта не выдерживает:

— Мне бы не хотелось, чтобы ты курила.

— Ты, праведница, сама дымила как паровоз. Почему это я не должна курить? Заработаю рак и умру? Дорогая, почему мне нельзя курить? — Ивона в ярости.

Марта тут же берет себя в руки.

— Ради Бога, кури, если хочешь.

— Лучше, уже лучше, намного лучше. — Голос Ивоны резок. — Я буду жить долго и счастливо. Для тебя бутылка всегда наполовину пуста, а для меня — наполовину полна.

— Да делай что хочешь. — Марте становится обидно. Ивона смотрит не нее, затягивается еще раз, потом резким движением гасит сигарету.

— Я противная. Смотри, гашу. Вот уже погасила. Сдаюсь. Делаю это ради тебя. Ну?

Марта чувствует, что должна дать объяснение:

— Курение, правда…

— …вредно для здоровья, министр здравоохранения… ну и хрен с…

Только не это! Марта не желает этого слышать!

— Ивона! Эти слова не для тебя!

Но Ивона довольна. Ругательства ее провоцируют.

— Не будь такой нежной, сестричка. От матерных слов еще никто не умирал. Ни от того, что их произносил, ни от того, что слушал. Я лично предпочитаю выражаться. В экстремальной ситуации мат даже может спасти жизнь.

Марта с неодобрением кривит губы:

— Ну ты как что-нибудь скажешь…

Нельзя было так говорить. С лица Ивоны исчезает улыбка.

— Я, — напоминает она Марте, — могу сегодня говорить все, что мне вздумается.

Марта снова ощущает легкое напряжение.

— Да.

Но этого недостаточно. Голос Ивоны становится более высоким, чем обычно.

— Тебя вообще не спрашивают. — Ивона смотрит на Марту, видит, как вздрагивают ее плечи, замечает ее обиду и бросает: — Ты не должна обижаться.

Марта соглашается:

— Ладно. — Но ее плечи вновь вздрагивают, и это движение явно противоречит словам.

Ивоне не хочется ссориться.

— Не обижайся. Ну, не делай такую мину, лапочка… — Ласковый тон не производит впечатления на Марту.

— Отстань.

Однако Ивона не собирается отступать. Она придвигается к Марте, приподнимает брови и с невинным видом просит:

— Лапочка, котенок, ну посмотри на меня! Ласточка моя, мой зайчонок, это я, твой воробышек, твой крысенок-писенок, ну сделай доброе лицо вежливой девочки, у воспитанных девочек всегда добрые мины, минки, минетки, нимфетки, нужно быть вежливой…

Марта не выдерживает, заливаясь тихим смехом. Лицо Ивоны тоже проясняется.

— Наконец-то. О'кей. Курим, пьем, безумствуем. Открываем. — Она протягивает Марте бутылку шампанского.

Тихо звенят хрустальные бокалы. Марта на секунду ставит свой на столик и зажигает свечу.

Пламя свечи иначе освещает комнату — мягче и приятнее. Лица женщин словно разглаживаются, округляются углы мебели, комната будто одухотворяется. Они лежат рядом, на подушке — волосы Ивоны, разметавшиеся светлыми волнами, после мелирования, и более темные волосы Марты, стянутые резинкой в немодный конский хвост. Женщины держат в руках бокалы, на столе — пустая бутылка, их ноги высоко подняты. Марта подтягивает юбку и поднимает их еще выше. Ноги Ивоны длиннее и стройнее.

— Определенно, я выигрываю! — Ивона вытягивает ступни, как танцовщица.

— Эй, ты нечестно измеряешь. — Марта не дает себя обмануть, сползает с подушки. — Вот, пожалуйста, я! Не мошенничай!

Ее бокал наклоняется, шампанское перетекает к краям хрусталя. Марта опускается все ниже, и все, что оставалось в ее бокале, выливается на грудь Ивоне. Та с криком отстраняется. Все еще вытянутые к потолку ноги Марты подрагивают.

— Господи!

— Вот видишь? Мои длиннее!

— Это нечестно! — Ивона вытирается, на платье остается мокрое пятно.

Марта берет носовой платок, промакивает декольте Ивоны и упрямо бормочет:

— Правду не скроешь.

Они снова ложатся рядом. Ивона переливает часть своего шампанского в бокал Марты.

— Я всегда за собой следила… А о стольком не позаботилась…

Марта что-то бурчит в ответ, вежливо поддакивая, наклоняет бокал, золотистая жидкость течет прямо ей в рот.

— Знаешь, когда-то я сказала во дворе, что моя младшая сестра еще писается в штанишки. Ребята смеялись… — Ивона смотрит в потолок, не замечая, что лицо Марты становится напряженным. — Не перебивай. Но потом прекратили. А она убежала домой. Перестала со мной разговаривать и выходить во двор. Сейчас я бы сказала ей, что… Дождь идет, слышишь?