Прикосновение - Анита Шрив Страница 24

Сидни часами не выходит из комнаты Джули. Иногда она учит ее математике, но в основном наблюдает за тем, как Джули раскладывает предметы, а затем рисует их. Сидни поражена, что ни мать, ни отец не распознали врожденный дар дочери. Возможно, они полагали, что поскольку у Джули наблюдаются какие-то отклонения, то незачем и пытаться раскрывать ее способности. Но разве у них не было ее детских рисунков? Разве в начальной школе Джули не рисовала?

Джули привлекают груши. Сидни считает, что это не просто совпадение (в день, когда она вручила девушке ее художественное снаряжение, на гранитной стойке стояла миска с грушами). Сидни сама заинтригована формой этих фруктов, их выпуклой тяжелой нижней частью, их неустойчивостью, плоскими участками кожицы, которых она никогда прежде не замечала.

Джули раскладывает груши на туалетном столике, на котором раньше хранила резинки для волос и украшения. К урокам рисования она относится с тем же рвением, какое обрушивает на огромные пазлы.

Иногда Свдни ловит себя на мысли о том, что сейчас делает Джефф. Она представляет его в душной аудитории одного из безликих учебных корпусов. Она пытается угадать, в чем он ходит на работу. В белой рубашке и брюках цвета хаки? В шортах, когда у него нет лекций? Он выходит во время ленча или ест за своим столом? Может, он бредет после работы по залитым дождем улицам Кембриджа с потертым холщовым рюкзаком через плечо? А чем он занимается, когда приходит домой? Падает в кресло, смотрит матч с участием «Ред Сокс» и пьет «Роллинг Рок»? Звонит ли у него в квартире телефон, раздается ли на другом конце голос Виктории? Предлагает ли она ему встретиться?

К концу первой недели Сидни распечатывает краски. Пока Джули рисовала карандашами, Сидни изучала книги. Ей пришлось еще раз съездить в Портсмут за материалами, о необходимости которых она и не подозревала. Скипидар. Олифа. Калька. Сидни, как может, объясняет Джули принцип рисования масляными красками. Сперва грунтуется холст, затем изображается задний план. Необходимо запастись терпением, ожидая, пока краска высохнет. Сидни, как попугай, пересказывает книгу.

Джули изображает на холсте три груши. Сидни вдруг обнаруживает, что их формы невыразимо сексуальны, хотя прежде она этого не замечала. Сидни не может сказать, какую часть женской или мужской анатомии они напоминают, но провокационность их очертаний несомненна. Может, именно в этом и заключается их привлекательность для Джули? Интересно, понимает ли это сама Джули?

Джули экспериментирует с красками, и результат пока оставляет желать лучшего. Однако терпения ей не занимать. Джули обладает терпением монаха, украшающего манускрипт. Сидни некоторое время наблюдает, как девушка накладывает охру на зеленый фон. Потом она выходит из комнаты, чтобы пообедать, а затем отправляется на прогулку под дождем. Когда она возвращается в дом и заходит в комнату Джули, девушка продолжает трудиться над тем же участком полотна, что и три часа назад.

Джули как будто не замечает Сидни. Она ест, только когда Сидни ставит передней тарелку с бутербродом и слегка подталкивает девушку локтем. Джули улетает в мир, в котором Сидни никогда не бывала. Быть может, Джули не дается учеба именно потому, что от нее всегда требовали слишком много и сразу? Возможно, ей следовало бы заниматься одним-единственным предметом в течение нескольких недель? Наблюдая за Джули, Сидни думает, что это очень правильный подход.

Миссис Эдвардс ее затею не одобряет.

— Рисование — это прекрасно, но как насчет тестов? Я совершенно недвусмысленно требовала, чтобы Джули по два часа в день занималась математикой.

Позже Сидни слышит спор между миссис Эдвардс и ее мужем. Слова неразборчивы, но тон сомнений не вызывает. Мистер Эдвардс берет вину на себя. Его она уволить не может.

Сидни мысленно отмечает: никогда не начинать предложение словами «я совершенно недвусмысленно требовала».

Проходят дни. Две недели тянутся бесконечно. Из «Бостон глоб» они узнают, что на улучшение погоды рассчитывать не стоит. Вдоль побережья, с юга, приближается еще один шторм.

— Сколько можно! — восклицает миссис Эдвардс.

Однажды вечером мать, отца и дочь приглашают к друзьям на обед. Сидни тоже приглашена, но она уклоняется от приглашения под предлогом желудочного вируса, «гуляющего по окрестностям». Мистер Эдвардс удивленно смотрит на нее.

— Ну что ж, если ты проголодаешься, — говорит миссис Эдвардс, — в холодильнике есть креветки.

— Ой, я слышать не могу о еде, — говорит Сидни, прижимая руку к животу.

Когда они уезжают, Сидни не спеша отправляется на экскурсию по дому. Она заходит в комнаты, которые ей не показывали. Ей кажется, что это необходимо для того, чтобы понять семью, в которой она в настоящее время живет. Хотя, возможно, ею движет простое любопытство.

На втором этаже множество спален, двери которых выходят в длинный коридор. Первым делом Сидни заходит в «спальню мальчиков». Три узкие кровати расположены по обе стороны от окна: две с одной стороны, одна с другой. На них постельное белье из зеленой клетчатой ткани, относящейся к эпохе, которую Сидни не застала. На полулист оберточной бумаги, рулон скотча. На спинках кроватей развешаны бейсболки, в основном с логотипом «Ред Сокс», лишь одна — с эмблемой частной школы к западу от Бостона. Сидни представляет, как Джефф, Виктория и Бен спят на трех одинаковых кроватях, как дети. Интересно, на которой из них спит Джефф?

Комнаты гостей дремлют в ожидании обитателей. Вышитые шерстью гобелены украшают стены. Кто-то пытался модернизировать комнату с помощью белого постельного белья и стеганых одеял, но местами предыдущее ее воплощение просвечивает сквозь эти усилия. Кленовый комод с зеркалом. Махровый абажур. Вязаное шерстяное покрывало, пестрящее неестественными оттенками, наброшено на спинку деревянного стула.

Сидни знает комнату Джули почти так же хорошо, как свою собственную, но она никогда не заходила в спальню Эдвардсов, расположенную в конце коридора. Уважение к мистеру Эдвардсу заставило Сидни в нерешительности остановиться перед слегка приоткрытой дверью. Тыльной стороной кисти Сидни надавливает на дверь, чтобы открыть ее чуть шире. Решившись, она заходит.

Сидни удивляет супружеская кровать. Двуспальная. Эдвардсы довольно крупные люди. Они не могут не касаться друг друга на таком маленьком матрасе.

Комната угловая, и в ней несколько окон. У одного из них стоит письменный стол, на котором в живописном беспорядке расположились предметы, явно принадлежащие мужчине: всевозможные счета, керамическая кружка с разнокалиберными ручками, металлическая рулетка, пузатый коричневый радиоприемник, вероятно, увидевший свет раньше Сидни. Она подходит к столу поближе и вглядывается в фотографию стройной молодой женщины с длинными белокурыми волосами, одетой в купальник на бретелях. Сзади ее обвил руками высокий мужчина с кудрявыми волосами. Он прижался губами к ее плечу и улыбается. Женщина очень загорелая и ошеломляюще красивая. Ее глаза устремлены на мужчину, целующего ее плечо. Если у Сидни и были вопросы относительно того, почему мистер Эдвардс женился на миссис Эдвардс, взгляд, которым обмениваются женщина и мужчина на фотографии, их снимает.