Любящее сердце - Мэри Бэлоу Страница 24

К собственному удивлению, она испытала некую горечь оттого, что произнесла эти слова вслух. Горечь и печаль. И еще она обнаружила, что они не прогуливаются, как раньше, по тропинке, а стоят в стороне, под раскидистой яблоней, что она прислонилась спиной к дереву, а он стоит перед ней, опираясь рукой на ствол слева от ее головы.

– Я скоро выйду замуж.

– Я знаю, – сказал он и грустно улыбнулся. – Глупо и наивно с моей стороны рассчитывать на вашу дружбу, не так ли? В будущем, я хочу сказать. Но сегодня, сейчас, разве мы не друзья? Возразите мне, если я не прав.

Дженнифер покачала головой. Потом подумала, что стоило кивнуть. Ее позиция оставалась неясной.

– Итак, – сказал Торнхилл, – я могу считать себя прощенным за допущенную на балу вольность?

Дженнифер кивнула.

– Я виновата в том, что произошло, в той же мере, что и вы, – почти шепотом пробормотала она.

Глядя в его смеющиеся глаза, она не понимала, как могла согласиться с Самантой, назвавшей его дьяволом в человеческом обличье. И как вообще про него можно такое сказать? Разве что из-за необычной, несколько мистической внешности. Теперь, узнав Торнхилла лучше, она нашла, что он ей даже нравится. Дженнифер было искренне жаль, что между ними не могло быть настоящей дружбы.

– Нет, – ответил он. – Я в этих делах поопытнее вас. Я должен был бы знать, куда нас это приведет, Дженнифер.

Только через пару секунд она поняла, что в их отношениях произошли существенные изменения, словно повеяло теплым ветерком и они вдруг стали гораздо ближе друг другу. Словно случилось что-то очень интимное, почти такое же, как тот поцелуй во время бала. Она поняла, что он назвал ее по имени. Он сказал ей «Дженнифер», в то время как Лайонел все еще продолжал называть ее «мисс Уинвуд». Она открыла было рот, чтобы отчитать его, но закрыла вновь. Он был ее другом. Пусть только на сегодняшний день.

– Ах, – быстро нашелся он, – простите меня. Еще одна невольная ошибка. Да, я был прав. Невозможно людям противоположного пола быть друзьями – обязательно примешиваются чувства иного плана. Увы. Я никогда не смог бы стать вам другом, Дженнифер Уинвуд. При сложившихся обстоятельствах – никогда.

Она смотрела на свою руку, словно на чужую. И эта рука по собственной, независимой от сознания Дженнифер воле поднялась к его лицу и дотронулась до щеки. Затем она торопливо спрятала руку за спину и закусила губу.

Даже если умом она понимала, к чему все клонится, то тело отказывалось прогнать наваждение. А может, ей просто не хотелось ничего предпринимать? Она испытывала неодолимую потребность почувствовать прикосновение его губ. Она хотела, чтобы он обнял ее, прижал к себе.

– Вы только что простили меня, – сказал он тихо, почти вплотную приблизив к ней свое лицо, так, что губы его оказались в двух дюймах от ее губ, – за грех, который мне страшно хочется повторить. И я знаю, что не избежал бы искушения, окажись мы наедине еще раз. Нет, между вами и мной нет никакой возможности завязать дружбу. И никаких иных отношений между нами быть не может. Вы обручены… с человеком, которого любите. Нам надо было встретиться на пять лет раньше, Дженнифер Уинвуд.

Торнхилл сделал шаг назад и отпустил руку, которой опирался о ствол.

– Вы можете выбрать кого захотите, – сказала Дженнифер, не отрывая взгляда от графа.

Он был красив и высок, отлично сложен и обладал каким-то чарующим обаянием. Любая женщина, стоило ей чуть-чуть узнать его, влюбилась бы безоглядно. Если, конечно, она уже не отдала свое сердце другому, как это случилось с ней.

Торнхилл усмехнулся. Казалось, ее предложение его здорово позабавило,

– О нет, вот тут я с вами не согласен. Есть по крайней мере одна особа, до которой мне не добраться. А сейчас позвольте мне проводить вас на террасу. Чай скорее всего уже подан, и все, кто был на реке, вернулись в парк.

– Да, конечно.

Внезапно Дженнифер стало грустно и плохо. Она упала духом, вместо того чтобы почувствовать благодарность и облегчение. У графа оказалось больше здравого смысла, чем у нее. Хорошо, что он так умеет владеть собой. Но ей было грустно. Он, кажется, проявлял к ней интерес, а она ничего не могла предложить ему взамен, поскольку была помолвлена с другим. И плохо оттого, что она мечтала о таком свидании, но только не с Торнхиллом, а с Лайонелом. Каким совершенным было бы ее счастье, если бы поцелуи во время бала, этот волнующий разговор в саду – все это произошло бы с Керзи. Если бы с Лайонелом, а не с Торнхиллом они стали друзьями.

Она так сильно, так крепко любила Лайонела. Но теперь она уже начинала понимать, что их любовь не похожа на сказку. Ни ее жениху, ни ей самой отношения не давались просто. Они оба согласились с тем, что хотят этого брака, и оба верили, что любят.

И все же было бы лучше, если бы они больше подходили друг другу по характеру. Теперь Дженнифер знала, что в обществе мужчины можно чувствовать себя более уверенно, беседовать непринужденно на разные темы. Но, увы, Лайонел не был тем мужчиной, с которым ей было легко разговаривать.

Она любила его, но он так и не стал ей другом. Возможно, ей придется поставить перед собой цель стать его другом и добиваться этого уже после того, как они станут мужем и женой. В этом нет ничего плохого. Чтобы жизнь имела смысл, нужно стремиться к осуществлению задуманного.

Виконт Керзи уже был на террасе. Он стоял с Самантой и еще несколькими молодыми людьми. Дженнифер показалось, что все они обернулись и смотрят на них с Торнхиллом, идущих через газон к накрытым столам. И тут – слишком поздно, разумеется, – Дженнифер пришло в голову, что они поступили неразумно, направившись к террасе прямо из сада.

Граф Торнхилл не стал задерживаться, проходя мимо Керзи. Прощаясь, он, казалось бы, сделал все, чтобы поставить ее в самое неловкое положение, хотя, как хотелось верить Дженнифер, он сделал это не нарочно. Он взял ее правую руку в свои ладони, посмотрел на нее так, как в саду, и тихо, но достаточно слышно во внезапно наступившей тишине, ознаменовавший их приход, сказал:

– Благодарю вас, мисс Уинвуд, за то удовольствие, которое вы доставили мне своим обществом.

Слова в таких случаях вообще ничего не значат. Именно это должен сказать каждый воспитанный джентльмен даме, с которой он танцевал или прогуливался. Но у Торнхилла они прозвучали так, будто он благодарил ее за нечто весьма личного свойства. А может, она сама все придумала? Дженнифер не могла избавиться от чувства вины за то, что едва не произошло. Нет, все-таки не показалось. Он произнес слова прощания особым тоном, так, что каждому из присутствующих стало ясно, что они провели немало времени вместе и остались довольны друг другом. Дженнифер подавила в себе желание пуститься в объяснения, растолковывая окружающим, что граф ничего такого не имел в виду.

А затем последовало нечто еще более вызывающее. Торнхилл поднес ее руку к губам и поцеловал. В этом тоже не было бы ничего особенного, если бы он при этом не продолжал смотреть ей в глаза. Так, как это умел делать только он. И еще если бы он не держал ее кисть у своих губ несколько долгих секунд. Конечно, и в благодарственных словах, и в поцелуе не было ничего плохого, если бы это было так же очевидно для собравшихся на чаепитие, как для самой Дженнифер. И особенно если бы это было столь же понятно Лайонелу!