Четвёртый Рим - Таня Танич Страница 24

— Отдай… мой… телефон!

У меня дрожит голос, я чувствую, что вот-вот разревусь, совсем как недавно, на сеансе со своей группой. Только тогда я сделала это от ощущения собственного бессилия, а сейчас — от злости и обиды. На него, но больше на себя.

— Какой телефон? Ты что несёшь, вообще? Эй, ты её знаешь?

Прекрасно, теперь он пытается выяснить, кто я такая, у своей подружки.

— Нет!

Испуганная перво-второкурсница рывком натягивает футболку и, спрыгнув с подоконника, пятится в темный угол.

— Трусы не забудь! — зло выкрикиваю ей я, на что тут же получаю ответ:

— Пошла в жопу!

Что я делаю? Зачем я это делаю? Как я могла вляпаться в такой безобразный скандал? Я же выдержанный, адекватный человек…

— Отдай! Мне! Мой телефон! А этот — забирай, он мне не нужен!

Чем сильнее его рука сжимает мое запястье, тем яростнее я требую свое, продолжая дёргаться в попытках то ли лягнуть, то ли боднуть его головой.

— Ты что — дура? Ты с кем меня путаешь? Не брал я у тебя никаких телефонов!

— Брал! Брал! На перроне метро, еще мои переписки и пошлые смс-ки хотел почитать! Почитал? Всё? А теперь гони назад мою трубку! Где мой Алкатель, я тебя спрашиваю? Куда ты его дел? Это моя личная вещь, я требую, я… я заявлю на тебя, если не вернёшь!

Вместо ответа чувствую, как ноги сами несут меня куда-то из рекреации, и только потом понимаю, что это он тащит меня на свет, и продолжаю орать так, что вдалеке слышно хлопанье дверей. Кажется, местные, привлечённые воплями в коридоре, выходят, чтобы найти и убрать источник шума, слишком громкий даже для вечера празднований.

Чего доброго та самая коменда, которой никто так и не купил шоколадки, услышит и поднимается на этаж, и тогда нам всем кранты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Яркий свет ламп коридора теперь слепит и меня, но я успеваю заметить, как вытягивается его лицо и ослабевает хатка рук.

— Бля-я… Женька?!

Ага, дошло. Узнал наконец-то.

— Ты что здесь делаешь?

— Я здесь… живу!

— Да не ври.

— Да не вру! Гони трубку!

— Слушай… — отпуская меня, в примирительном жесте Ромка поднимает руки и делает шаг назад. — Подожди… Это в натуре ты?

— Ребят, у вас все нормально?

К нам начинают подходить местные студенты, почти все под хмельком, как, кажется, и Ромка. Стоя напротив, он слегка пошатывается, поправляясь взъерошенные волосы и как-то доверчиво жмурится. Но я больше не поведусь на его трюки. Сегодня он больше не защищает меня от дождя, а его шея вместе с воротом футболки красноречиво запачкана помадой.

Это и решает все.

— Нет! — оборачиваясь на голос, заявляю я. — Вот этот чувак… — тычу пальцем в Ромку, — он меня ограбил! Он украл у меня мобильный телефон! Вызывайте милицию!

— Женька, не гони! Ты что несёшь?

— Ну-ну, стоп, сестренка… Ромыч, это же пиздеж?

— Да конечно пиздеж. Сестренка перепила слегка, вот ее и глючит.

— Ах ты… Мудак!

Даже задыхаюсь от такой наглости. От его доверчивой растерянности не остаётся и следа, теперь он смотрит на меня пристально-хитрым взглядом, как будто говоря: «Ладно, ты первая начала».

Привлеченный нашими воплями, народ продолжает сбредаться, в то время как первый миротворец, пятикурсник Витёк, хочет решить проблему так, чтобы она не вышла за пределы этого этажа.

— Ну, все, все, ребзя! Щас все решим. Никто ж не хочет в ментовку, да? Поэтому давайте, тихо-мирно. Сестренка, у тебя вот это что за мобила? А?

— Это — его!

С этими словами и продолжаю активно совать Ромке его же трубку, а он, держа руки за спиной, упорно не желает ее брать.

— Ромыч, так это твоё?

— Ну… когда-то было. Я ей подарил.

— Ты не дарил мне ничего!

— Сестренка, тише, тише. Будем считать, что подарил. Потому что если не так, то выходит, что мобилу сперла как раз ты, а это, сама понимаешь, некошерно.

Негромкий смешок, пробегающий по рядам свидетелей наших разборок, говорит о том, что симпатии в этом споре явно не на моей стороне.

— Ромыч, а у тебя там что? Покажи свою мобилу. Чтоб все по-честному было. У нас тут типа такая очная ставка, да, ребзя?

— Вот моя.

Его рука ныряет в карман джинсов, совсем как и в прошлый раз, и достаёт оттуда… совсем новую трубку, тоже Нокиа, но какую-то другую модель, уже в металле и с каким- то раздвижным корпусом.

Еще один аппарат, которого я никогда не видела, еще круче, чем тот, который у меня в руках.

— Ого, нихуяшечки! Крутая труба! Это че, твоя, сестренка?

— Н…нет. У меня была Алкателька. Маленькая такая. Он у меня ее спер.

— Чет ничего непонятно. Ромыч, у тебя есть Алкателька?

— Нет.

— Не ври! — кричу я, топая ногой по продырявленному линолеуму со следами погашенных о него окурков.

— У меня нет никакой Алкатели.

— Да все правда! Ничего больше у него нет! А эта поехавшая сама на нас накинулась, и давай кричать — забери свой телефон!

О, прекрасно. Милая и нежная первокурсница подала голос. Против меня, конечно же.

— Прикольно, сестренка, — делает вывод Витёк. — И что выходит — имеем две трубы, и обе из них Ромыча? Только одна почему-то у тебя? И кто тут у кого что спиздил? Какого хрена весь кипеш?

— Потому что она больная! Истеричка какая-то!

Вполне вероятно, что перво-второкурсница говорит так не со зла, а потому что действительно испугалась. Не скажу, что я очень адекватно себя вела. И до сих пор веду.

— Да ладно, народ, у меня претензий нет, — видя, что ситуация накаляется, подаёт голос Ромка. — Я же говорю — это подарок. Никто ни у кого ничего не крал. Все нормально. Ну, поспорили немного, не поняли друг друга. Женька психанула и все. Правда, Женьк?

Он подходит ко мне и снова ощутимо сжимая руку чуть повыше локтя, шепчет на ухо: