У чуда две стороны - Елена Габова Страница 23

Подошел заинтересованный брат.

– Маш, ты что ищешь?

– Носки куда-то потерялись.

– Я тебе помогу. – У Никитки бывают добрые порывы. Да и вообще мы любим друг друга, а ссоры у всех случаются. Брат все ящики в шкафу выдвинул, там пошебуршал, под стулья заглянул. А я гляжу – мои носочки-то – на нем! Они же такие сейчас – растягиваются, не поймешь сразу какой размер.

– Никита, ты мои носки надел! Снимай быстро!

– Нет, это мои! – Никитка сразу ощетинился.

– Глянь, они же тебе большие, смотри, пятка оттопыривается.

– Мои-и это-о!

Я свалила его на лопатки на диван, чтобы носки стянуть, а он в плач:

– А-а-а-а! Ма-ама-а!

Конечно, борьба окончилась не в мою пользу. На крик прибежала мама и сказала, чтобы я оставила Никиту в покое.

Ужасно иметь младшего брата. Вот если бы старший… он бы меня защищал, учил бы меня всему. А эта малявка вечно под ногами путается и мешает жить. Конечно, я люблю Никиту, но иногда он меня просто бесит.

Надела другие носки (надо было сразу так сделать), сверху – шерстяные, лыжный костюм…

– Мама, я на лыжах в лес!

– Никиту возьми!

– Мам, он же медленно ходит!

– Вот и поучи его быстрее кататься!

– Ма-ам! Ну, можно мне одной, пожалуйста!

– С братом надо больше общаться.

– Нет! Ни за что! Не хочу!

– Это что еще за капризы? – с полицейской строгостью в лице на пороге возникла мама.

– Давай, Алена, я с ним покатаюсь. – Папа услышал наш спор и, как всегда, пришел мне на подмогу.

– Спасибо, папа! – Я чмокнула его в щечку, взяла с балкона лыжи и палки и выскочила из квартиры.

Уф, смылась от Никиты и от его мамы… Что бы я делала без папы? Некому бы было меня защищать.

В лесу так замечательно! В городе – тополя, березы, а лес у нас хвойный. Зимой ели и сосны самые чудесные из деревьев. Они же «зимой и летом – одним цветом!» Так что зелени по-летнему много в лесу, а сверху на ней еще убранство из блестящего снега. Катишь среди этого великолепия, и кажется, что наш город самый лучший на всей планете. А зима – самое лучшее время года.

Народу полно, но я люблю многолюдность. Лыжники все доброжелательные, и мамаши с детишками, и бабушки-дедушки, никто ни на кого не злится, не кричит, наверное, потому что всем нравится такое великолепие, все им любуются. Окружающая красота наполняет всех добротой.

Здрям вам, пожалуйста! Не ожидала!

Валька! С девчонкой. Это не Полина! Что ж он девчонок, как перчатки, меняет?

Мое настроение потускнело. Вот бы он в лесу был один! Вместе бы стали кататься!

– Маша! Привет! Тоже лыжи любишь?

– Очень! Даже больше, чем ролики!

– А как насчет того, что на лыжах – в автобус?

– Ты угадал! Я в автобусе с лыжами была!

– Никто не ругался?

– Да как-то не смели! – Я приподняла лыжную палку и потрясла ею в воздухе, демонстрируя палку как оружие.

Мы смеемся, и я смеюсь, хотя мне не хочется.

– Знакомься, это Лида. Из прошлой школы одноклассница.

– Ага, Лида. Меня Маша звать. Здрям!

– Чего? – Девушка подозрительно смотрит на меня. У нее очень серьезный и строгий вид. Она тоненькая, даже хрупкая и очень здорово смотрится рядом с Валькой.

– Маша так здоровается, – объяснил Валька Лиде. – Ей нравится мультик «Трям, здравствуйте!» Правда, Маша?

– Точно, – мрачно отвечаю.

– Ну, мы поехали дальше, Маш.

– Пока!

– Пока!

Они укатили, а я стояла, глядя им вслед, прикусив снежную рукавицу.

Валька в черном болоньевом лыжном костюме. На рукавах и на ногах вертикальные узкие полоски. Желтая и зеленая. На голове красная шапочка с кисточкой. Сбоку шапки еле заметный белый узор. Почему я так подробно о его одежде? Я не барахольщица и все это, как правило, не запоминаю. По этой части Галчонок сильна. Но в отношении Вальки вот так получается. Все четким взглядом фотографируется. Мои глаза словно становятся объективами фотокамеры.

…И никуда не делась его длинная челка и темные блестящие глаза. Но к этому прибавились румяные щеки.

По-прежнему в лесу царствовало великолепие. Елки в горностаевых шубах подавали мне лапы, унизанные бриллиантами. Под ногами скрипел серебряный снег. Я тихонько шла классическим ходом и всю красоту, конечно, замечала. Но почему-то мне было грустно-грустно. Я перешла на коньковый ход. Веселее не стало.

Эти его девчонки!

В следующий выходной я снова встретила Вальку. И опять за ним на лыжах тащилась одноклассница из прежней школы. Звали ее Лариса, Валька нас познакомил. Лариса была совсем не похожа на Лиду. Та высокая, стройная, эта же была низенькая и полная. У Лиды лицо строгое, у этой – смешливое, кудряшки выбивались из-под шапки.

Что ж он, всех бывших одноклассниц из старой школы по очереди будет выгуливать в лесу? Потом очередь дойдет до нынешних. Нет, нынешние одноклассницы в этом году не успеют, пусть они заранее к нему записываются. На следующую зиму… Пусть он им талончики на выходные выписывает!

После этих встреч я катила на своих новеньких лыжах со слезами в горле. Лучше дома сидеть, чем так переживать! Неужели он ничего не понимает?! Чурбан бесчувственный! Слепой! Другой давно бы уже догадался, что я в него влюбилась! Сопровождатель девиц… Что я, хуже их? Хоть бы на какой-нибудь одной остановился! Водит по очереди! Я злилась на Вальку и понимала, что зря злюсь, что это самая настоящая ревность!

После встречи с Ларисой мне стало интересно, какой же тип девушек нравится Вальке? Девушки стройные или толстенькие? Брюнетки или блондинки? Я вот подстриглась, чтобы на Полину походить, а вовсе не нужно было это делать, потому что скорее всего со внешним типом избранницы Валька еще не определился. Все девчонки, которых я с ним встречала, были непохожими друг на друга.

И в третий выходной я встретила Вальку. Очередную спутницу звали Катей. Она была длинная, неуклюжая! И лыжные палки такие же – толстенные бамбуковые, где она их отыскала? Наверное, прабабушкино наследство.

В понедельник Женя шла по рядам и проверяла домашнее упражнение по русскому. Дошла до нашего стола.

– Я тетрадь дома забыла, – сказала я честно.

– Эх ты, Маша-растеряша, – упрекнула Женя и перевела взгляд на Галку, у которой все было в порядке с тетрадками.

Я – Маша-растеряша? Я что, часто забываю тетради? Подумаешь! Даже обидно, честное слово!

После урока классная подозвала меня к учительскому столу и строго сказала: