Лючия, Лючия - Адриана Триджиани Страница 23

Мама и вправду так выглядит. У нее отличная фигура. Она высокая, у нее широкие плечи и потрясающие ноги. Трудно поверить, что ей уже почти пятьдесят. И дело даже не в фигуре; у нее красивое лицо, обворожительная улыбка и черные добрые глаза.

— Спасибо за платье, — говорит она.

Это мы с Рут сделали его, когда не были заняты пошивом роскошных вечерних туалетов для светских дам. Это открытое с расклешенной юбкой и удлиненным изящным силуэтом платье из голубого бархата, совсем по-парижски. Чтобы придать законченность внешнему виду, мама забрала волосы в высокую прическу и приколола крупную брошь с четырьмя сапфирами к своему корсажу.

— От такого платья не отказались бы даже сестры Макгуайр, — вертится она перед зеркалом.

— Возможно, они пригласят тебя подняться на сцену, чтобы продемонстрировать его.

— Сестры выступали по радио, в передаче Кейт Смит. [21]Они были восхитительны.

— Теперь ты с ними лично познакомишься, — стоя перед зеркалом, поправляю я свое платье и добавляю: — Папа с Делмарром ждут нас внизу. Идем.

Мама обнимает меня и смотрит на наше с ней отражение в зеркале:

— Лючия, спасибо тебе за платье. Спасибо за все. Ты всегда умела утешить меня. Ты — моя лучшая подруга.

— Мама, это совсем несложно. Потому что ты тоже моя лучшая подруга.

— Когда я увидела тебя в первый раз, сразу после родов, ты не была такого серо-синего цвета, как твои братья, и твое личико не было сморщенным, как печеное яблоко. Ты была красивой с самого первого вздоха. Кожа была розовой, а около глаз лучились складочки, словно даже во сне ты улыбаешься. Ты была спокойной и ласковой. Уже тогда я понимала, что когда-нибудь ты станешь особенной девушкой.

— О, мама.

Может быть, я и особенная, но почему же тогда мне не везет в любви даже накануне Рождества?

— Нет-нет, правда. Я знала, что ты во всем будешь лучше меня, и я этого желала тебе всем сердцем. Я молилась об этом. И вот ты стала такой.

Я благодарю маму, она берет свою сумочку, и мы уходим. Пока я спускаюсь вслед за ней по лестнице, я раздумываю, как же все-таки крепки узы в нашей семье. Наверное, другим людям может показаться странным то, что я люблю советоваться со своими родителями. Потому что есть семьи, в которых все связи утрачены, где каждый думает только о самом себе. Но нас с братьями воспитали по-другому. Мы привязаны друг к другу. Как знать, возможно, это то особенное, что отличает все семьи с итальянскими корнями, хотя я уверена, что в этом исключительная заслуга моих родителей. Как приятно осознавать, что у тебя есть семья, на которую всегда можно рассчитывать.

Делмарр встает из папиного кресла и присвистывает, заставляя маму краснеть:

— Мистер Сартори, вам повезло, как ни одному другому мужчине в Нью-Йорке.

Папа обнимает и целует маму:

— Так и есть.

— Да, мы же еще ничего не выпили, — с улыбкой говорит Делмарр и смотрит на меня. — Сегодня вечером надо будет приглядеть за этой парочкой. Правило номер один: никаких поцелуев на заднем сиденье.

— Ай-ай, сэр, — качает головой папа.

— Мне все не верится, что на сегодняшний вечер Лючия Сартори выбрала сопровождающим именно меня — единственного из всех ее поклонников, который оставляет на ее столе рабочие записки и отправляет к привратнику с поручениями. Это большая честь для меня.

— О, Делмарр, это ты мне оказываешь честь, — смеюсь я.

— Вот за что мы любим тебя. Красивые девушки редко бывают скромными, — берет мою руку Делмарр и открывает дверь. — Идем, Золушка, нас ждет бал!

Пока мы едем в направлении центра города, темнота и ветер, гуляющий по улицам Гринвича, уступают место ярким огням, освещающим широкие авеню. Я счастлива, что этот особенный вечер проведу с моим лучшим другом Делмарром, но больше всего сегодня мне бы хотелось быть влюбленной. Именно о таком вечере я мечтала всю свою жизнь, но Данте вряд ли смог бы по-настоящему это оценить. Вместо этого он предпочел бы усесться на крыльце и пить за процветание Нью-Йорка папину граппу [22]из бумажных стаканчиков. Я вспоминаю прекрасного незнакомца и спрашиваю себя, где он и чем занят. Интересно, он вспоминал меня? Надеюсь, что да.

Растяжка над входом в отель «Уолдорф-Астория» гласит: «Остановка экипажей», хотя уже много лет прошло с тех пор, как по Парк-авеню проехала последняя карета, запряженная лошадьми. Делмарр паркует свой черный «бьюик-седан» (машине, кажется, лет десять, но выглядит она как новая). Один из портье подходит к машине и открывает мою дверь. Я ступаю по залитой светом боковой дорожке. Она блестит так, словно кто-то инкрустировал ее бриллиантами. Делмарр обходит машину и берет меня под руку, пока портье помогает маме выйти с заднего сиденья.

Родители подходят к нам, и я поправляю папин галстук, мой подарок — светло-голубого шелка, немного расширенный книзу — именно таким и должен быть праздничный галстук. Из его нагрудного кармана выглядывает платок. Мне потребовалась куча времени, чтобы подшить шелковые края этого платка, но это того стоило. Папа и мама выглядят впечатляюще.

Мы смешиваемся с толпой. Женщина в роскошном атласном платье самых популярных в этом сезоне цветов — жемчужно-серый, розовый и цвет темного шоколада — плавно входит в дверь в сопровождении красивого мужчины, одетого в смокинг, накрахмаленную рубашку; к лацкану его пиджака приколота маленькая брошь в виде зеленой веточки. В толпе слышен смех. По парадной лестнице мы поднимается в вестибюль, где звуками музыки нас встречает квартет. Именно это страницы светской хроники и называют блеском центра города: каждая деталь продумана и работает на создание общей атмосферы. Кажется, здесь даже воздух какой-то особенный.

— Идемте, кутнем. Давайте встретим новый 1951-й год под звуки знаменитого оркестра и без сожалений распрощаемся со старым 1950-м годом, — провожая меня сквозь позолоченные двери ресторана, восклицает Делмарр.

В зале яблоку негде упасть; вокруг каждого маленького столика с гранитной столешницей собралось более восьми человек В мягком свете и наполненном дымом воздухе я только и вижу, что ярко-красные точки тлеющих сигарет и оголенные плечи дам, увлеченных разговорами. Пока нас ведут к нашему столику, я вдыхаю смесь ароматов гардений, апельсинового цвета и дорогого табака. Столик находится в очень удачном месте.

— Мы в первых рядах! — говорит Делмарр.

Они с папой отодвигают стулья для нас с мамой. Потом садятся сами, и Делмарр наклоняется ко мне и советует:

— Пей, сколько хочешь. Сегодня все за счет заведения — подарок сестер Макгуайр. Они так любезны.

Делмарр так весел — кажется, он и думать забыл, что, когда сестры Макгуайр выйдут на сцену в его платьях, газеты напишут, будто их сделала Хильда Крамер.