Безжалостный распутник - Барбара Картленд Страница 23

— Нет, конечно. Они гораздо вкуснее, — ответила Сиринга.

Роттингем рассмеялся.

— Пойдемте, и не забудьте свою шляпку, — сказал он. — Когда мы приедем в Кингс-Кип, мой шеф-повар устроит грандиозный пир.

— А деньги… которые мы должны? — робко поинтересовалась Сиринга.

— Вас это все еще беспокоит? — спросил граф. — Успокойтесь, прошу вас, и выбросьте эти мысли из головы. Я уже дал вашей кормилице денег, чтобы она оплатила все свои расходы. Она расплатится за продукты, взятые в долг в бакалейной лавке, а потом за ней заедет карета, которая заберет ее и ваш багаж.

— О, спасибо вам! — воскликнула Сиринга.

— Неужели это так много для вас значит? — удивился Роттингем.

— Я никогда, ни единого раза в своей жизни… не была никому должна… ни пенса. Я никогда… не куплю ничего такого, чего не могу себе позволить. Я никогда… никогда не залезу в долги. — Слова эти сами сорвались с ее губ, но уже в следующий миг, как будто что-то вспомнив, она прикрыла ладонью рот. — Но я… — добавила она тихо, — я всегда буду в долгу перед вами.

— Я же вам сказал, выбросьте это из головы! — резко оборвал ее граф. — Если есть что-то, чего я терпеть не могу, так это женщин, пытающихся говорить на темы, которые я не желаю обсуждать.

Его тон был властным, не допускающим возражений, и Сиринга с опаской подняла на него глаза. Облик графа показался ей пугающим. Каким добрым, отзывчивым и понимающим он был тогда в лесу. Теперь же перед ней стоял как будто другой человек.

Между ними словно выросла стена, а сам он теперь был с ней холоден и суров.

— Я схожу за шляпкой, — застенчиво пробормотала она и, неловко поклонившись графу, вышла из комнаты.

Она бросилась в спальню, где застала Нану на коленях перед раскрытым баулом.

— Нана! Нана! — возбужденно воскликнула Сиринга. — Мы уезжаем в Кингс-Кип!

— Знаю, — ответила кормилица. — Милорд только что сказал мне об этом. Но что бы подумала об этом ваша матушка?

— А почему мама стала бы возражать? — удивилась Сиринга. — Милорд говорит, что нам нельзя здесь оставаться одним, хотя я не до конца его понимаю.

— Теперь это дом его светлости, мисс Сиринга, — и вы должны это уразуметь. Пойдут всякие разговоры. Ведь вы, если не брать в расчет меня, живете здесь совсем одна.

— Да кто и о чем будет говорить и кому какое до меня дело? — пожала плечами Сиринга. — И все-таки как замечательно переехать в Кингс-Кип! Вы же знаете, Нана, какое это чудесное место! Я им всегда восхищалась.

— Да, дорогая, — согласилась Нана.

Сиринга заметила, что кормилицу все равно что-то тревожит, но она так и не смогла понять, что именно.

— Соберите все мои вещи, Нана, — попросила Сиринга. — И не забудьте, пожалуйста, про утюг. Я, конечно, понимаю, что в доме графа на фоне его роскоши я буду выглядеть бедной родственницей. Но по крайней мере у меня будет свежая кружевная косынка, и вы сможете хорошо отглаживать мои пояски.

— Мы не можем там долго оставаться, мисс Сиринга, — пробормотала Нана.

Сиринга надела соломенную шляпку и уже было собралась завязать под подбородком ленту.

— Нет, сегодня слишком жарко, чтобы надевать капор, — проговорила она, — да и в любом случае этот слишком заношенный. Пожалуй, я лучше перекину через руку шаль. Я хорошо выгляжу?

Она повернулась к кормилице. Глаза ее сияли радостью. В это мгновение она была воплощением невинности и юного очарования.

— Вы прекрасно выглядите, моя дорогая, — похвалила Нана. Правда, Сиринге показалось, что старая няня вот-вот расплачется.

— Не надо печалиться, дорогая Нана, — улыбнулась девушка. — Я знаю, вам не хочется покидать наш милый старый дом, но вы только подумайте, как прекрасно мы будем жить в графском поместье. Там можно будет вдоволь есть, и вы сможете сколько угодно пить ваш любимый чай!

Кормилица не ответила. Сиринга открыла дверь и устремилась вниз по лестнице.

Граф уже ждал ее в фаэтоне. Лошади готовы были в любой момент пуститься вскачь. Кучер помог Сиринге занять место рядом с графом и накрыл ей колени легкой накидкой.

— Сразу приводите Меркурия, Джим, — велел ему граф, — и не слишком гоните его. Он еще плохо обучен.

— Будет сделано, милорд.

Граф подстегнул лошадей, и фаэтон покатил по дорожке. Сиринга с восхищением посмотрела на графа. Никогда еще она не видела такого элегантного мужчину, правящего упряжкой превосходных лошадей. Никогда не испытывала такого восхитительного ощущения — ехать в экипаже, запряженном породистыми, грациозными животными!

Сиринга какое-то время молчала, и, когда они выехали на большую дорогу, граф осведомился:

— С вами все в порядке?

— Я в полном восторге! — призналась Сиринга. — Наверное, в этом неприлично признаваться, но я даже рада, что уезжаю из дома. Последние три года это было не слишком счастливое место для меня. — Немного помолчав, она добавила: — Нана страшно огорчилась, что мы переезжаем в Кингс-Кип. Никак не могу понять почему.

— Возможно, она боится большого злого графа.

Сиринга от души рассмеялась его шутке.

— Наверное, причина именно в этом!

Кто-то сказал ей, что вы распутник, и она, видимо, никак не может прийти в себя от такого известия.

— А вы знаете, что такое распутник? — поинтересовался Роттингем.

Сиринга на мгновение задумалась.

— Я думаю, это слово означает человека очень веселого, легкого, который наслаждается каждым мгновением жизни, не беспокоясь о том, как это воспримут остальные люди. Мне кажется, что король Карл Второй был как раз таким человеком, так же как и большинство его придворных.

Граф рассмеялся:

— Я вижу, вы неплохо начитаны, мисс Мелтон.

— Я брала уроки у местного викария, — пояснила девушка. — Мама в свое время настояла на том, чтобы я получила образование.

— Неужели викарий позволял вам читать о дворе Карла Второго? Честное слово, никак не могу этому поверить!

— Я знаю некоторые вещи конечно же не от викария, — согласилась Сиринга. — Но полковник позволял мне пользоваться библиотекой в поместье… вашей библиотекой. Не могу выразить словами, как мне хочется снова побывать в ней.

— Подозреваю, что вы знаете мой дом даже лучше, чем я сам, — пошутил граф.

— Я часто приходила туда и проводила там много времени. Так было до тех пор, пока полковник не заболел и перестал принимать у себя посторонних, — ответила Сиринга. — Я очень любила его, и он тоже был добр ко мне. Позволял кататься верхом в лесу. А еще он разрешал мне брать книги в библиотеке и много рассказывал о картинах в доме и вашем фамильном столовом серебре.