Соколица - Татьяна Михаль Страница 23

Характер может проявляться в важные минуты, но создаётся он в мелочах.

Филипс Брукс

* * *

Диана вернулась домой.

Отец был хмур и глядел на свою дочь, словно был в чём-то виноват.

На столе стоял старинный самовар, расставлены две чашки и вазочки с вареньем и печеньем.

Диана замерла на пороге, когда увидела накрытый стол.

Отец доставал этот самовар в очень редких случаях, когда предстоял очень серьёзный и сложный разговор.

Такие случаи были очень редки, их можно по пальцам пересчитать.

Что же произошло? Неужели это из-за поездки с Марком в лес?

Не может быть.

Диана прекрасно знает своего отца, он бы просто её не пустил.

Что-то произошло, и это что-то титановой грустью легло на плечи отца, и отражается неприкрытым волнением и печалью в его постаревших глазах.

– Папа? – тихо позвала она его.

Отец сидел за столом и крутил пустую чашку в руках. Маркус, чувствующий настроение хозяина, тихонько поскуливал, лёжа у него в ногах.

Отец взглянул на свою дочь.

– Пришло письмо от твоей матери, – сказал он тихо.

Но эти слова прозвучали словно гром, заглушив мерное тиканье часов, что висели на стене.

Девушка нахмурилась.

Диана сняла с себя верхнюю одежду, разулась и прошла к столу.

Наполнила обе чашки ароматным заваренным чаем и села напротив отца.

– И что она хочет от нас? – недружелюбно поинтересовалась Диана.

Мужчина вытащил из кармана сложенные вдвое исписанные ровным, острым почерком листы и положил перед дочерью.

Диана посмотрела на письмо и осторожно взяла бумаги, развернула и принялась читать.

«Дорогая моя Диана.

Моя маленькая дочурка.

Наверняка ты выросла прекрасной, красивой и умной девушкой. Лев не умеет делать что-то плохое.

В нём я была уверена, когда оставляла тебя.

Ты гораздо лучше, чем я. Ты – замечательная. Я это знаю. Я тебе не пример. Ты совершенно другая, чем я, и ничего от тебя не жду.

Я прожила свою жизнь отдельно от тебя и твоего отца.

Возможно, ты никогда не простишь меня за этот поступок, да я и не прошу.

У тебя своя жизнь. Ты можешь поступать так, как велит тебе сердце и совесть.

Мир несправедлив. Но, может, и прав он, что сейчас происходит со мной – это моя плата за то, что я бросила тебя ещё малышкой.

Я прожила несчастливую жизнь, Диана. Погналась за воздушными замками и красивыми обещаниями, что оказались пустым звоном и так обещаниями и остались.

Да, я жила в богатстве и роскоши и даже ни разу не поздравила тебя простой открыткой на День рождения или на Новый год…

Сейчас я нахожусь на пороге смерти.

Умираю. У меня рак, и излечиться уже невозможно.

Я бы очень хотела увидеть тебя, Диана. Но я всё пойму, если ты не приедешь.

Ты будешь полностью права.

Ты не должна мне ничего.

Но всё равно я прошу у тебя прощения за то, что не была рядом с тобой. Не видела, как ты растёшь, превращаясь из ребёнка в красивую юную девушку, не видела твоих успехов, не утешала в трудные минуты твоей жизни…

Я так сожалею…

Если бы можно было отмотать жизнь, как киноплёнку, назад, я бы никогда не оставила тебя и Льва. Никогда.

Но прошлого не вернуть, и мне уходить из этого мира со своими ошибками.

Я люблю тебя, моя дочь, моя Диана.

Твоя мама».

Диана почувствовала, как у неё задрожали руки, и перед глазами всё поплыло.

Что это?

Слёзы…

– Диана, – позвал её отец.

– Пап, – всхлипнула она. – Зачем она написала? Зачем рвёт нам сердце? Не знали о ней ничего. Для нас она давно уже умерла…

Лев Илларионович вздохнул.

– Я знаю, Диана… тут один билет на поезд. Рейс через два дня. Ты поедешь? Я не стану винить тебя или осуждать за принятое тобой решение…

– Поеду, – резко ответила она, утирая рукавом шерстяного свитера слёзы с лица. – Хочу не поехать, но знаю, что тогда я буду такой же, как она… и буду жить с этим грузом на сердце до конца дней.