Дочь Великой Степи - Витольд Недозор Страница 23

– А, этого… Я вообще думала, что он йован… – пробормотала Зиндра, по-прежнему не в силах думать о воинской славе.

– Ну вот видишь, – улыбнулась Аксиана. – Будет с тебя толк! А мне ведь о нем еще отец говорил, ему не раз с ним переведаться доводилось. В битве с Гриллом брат мой сгинул. Так что я должница твоя. По чужим девкам горевать нечего, пусть их в собственных йерах оплачут. А сестер мы проводим как положено – в нашем йере.

– Разве уже…

– Да, уже все. Вожди договорились, – в голосе Аксианы прозвучало злое презрение. – Перемирие на год. Кроме того, Булуну вернут пастбища на Дан-Абре. На что только рассчитывал Скилур, собираясь с такими силами воевать Ольвию, да на три племени… Ну да ладно. Добычи нет – значит, и нет…

– И пира не будет? – осведомилась Хунара.

– А ты что, проголодалась?

– Нет, но… Разве можно без пира после битвы? Ведь надо же почтить богов возлияниями и тризной. Полагается так. По обычаю. А то они обидятся, в другой раз победы не дадут…

– Да какая победа?!

И Аксиана выругалась так, что тащившие бесштанного мертвеца дружинники, обронив тело, уважительно посмотрели на ардару.

* * *

Через два дня на востоке от их селения они все вместе рыли могилу для Анты и Дараны – одну на двоих.

Яму начали копать с раннего утра. Слежавшийся чернозем, пронизанный корнями, тяжело поддавался заступам, но, когда солнце встало, могила была готова. Аксиана самолично спустилась туда, чтобы убедиться, что раскоп достаточно велик и там поместятся не только тела девушек, но и их кони.

Убитых воительниц уложили на погребальные носилки и собирали их в могилу так, как собирают в дальнюю дорогу. На Дарану надели ее длинную шелковую рубаху, янтарные и сердоликовые бусы, на Анту – золотой браслет, а еще зажали в ее ладони дивной красы золотистую раковину, какие иногда привозят караванщики с давних южных морей.

Там, куда девушки отправляются, тоже могут быть враги, поэтому без доспехов в загробном мире – ни шагу. Анту обрядили в копытный панцирь, такой же, какой спас жизнь Зиндре; на Даране сама Аксиана застегнула ее боевой пояс, украшенный серебряными и золотыми бляхами.

Шлемы – деревянный с обкладкой из кабаньих клыков и грубой ковки железный с конским плюмажем – лежали рядом; наденут на головы покинувших их уже в могиле.

А вот теперь и вправду пришло время поминального пира, на котором все сестры, живые и мертвые, будут вместе в последний раз. Рядом с Антой и Дараной на медных блюдах были возложены зажаренные ягнята, осыпанные кориандровым семенем, и кумыс в окованных серебром кубках из турьих рогов. Все это отправится с девушками в могилу. Когда Вийу придет к ним в гости, им будет чем приветить его.

Запылал огонь. Живые устроились вокруг костра на обычных местах и начали говорить похвальное слово об ушедших.

Девушки осушили поминальные рога, а Аксиана еще и вылила в могилу кубок со старым хмельным медом – в честь подземных хозяев. Так издревле в Степи провожают воинов – и сейчас все происходило в предписанном старым обычаем порядке. Каждая из амазонок поднималась со своего места, вспоминала бои, кочевки, приключения, которые делила с Антой и Дараной. Дошла очередь и до Зиндры.

– Если бы не Дарана, – сказала она, поднявшись с полным рогом кумыса в руке, – я была бы уже мертва. Она учила меня владеть оружием… Пусть каждый убитый мной враг будет жертвой Вийу во имя ее, и…

Не договорив, Зиндра вдруг расплакалась.

– Ну, ну, – похлопала ее по плечу Аксиана, – не реви! Наши сестры сейчас еще с нами – не оскорбляй их слезами…

День потухал, клонясь к вечеру. Пора было расставаться.

Укладывала девушек в могилу Аксиана – таков долг военного вождя. Потом ей сверху подали шлемы и гориты уходящих сестер, их бронзовые зеркала, которые ардара уже там, внизу, в преддверии Подземного Мира, сомнет ударами своего меча. Зеркала, в которых отражались их лица, должны умереть со своими хозяйками, чтобы с ними же вместе воскреснуть в царстве Великой Матери и по-прежнему служить им.

Тарса принесла к краю могилы подарки, собранные оставшимися сестрами для уходящих.

Вот каменный флакон с благовонным маслом – дар Меланиппы. Вот перстень и браслет Хунары, вот стеклянная брошь Бинки – ее единственная ценная вещь…

Зиндра протянула свой кинжал и оселок наксосского наждака – полезный дар. На этом свете он, может, и годится лишь на то, чтобы править клинок, но в загробной жизни, которая полна опасностей, способен предохранять от дурного глаза и лечить загробную рану, нанесенную отточенным лезвием…

Аксиана, лишь пару мгновений помедлив, сняла с пояса нарядный кошель, расшитый золотом. Высыпала в погребение пригоршню серебряных монет, бросила за ними следом и опустевший мешочек…

Затем к могиле подвели оставшихся без хозяек скакунов, оседланных и в сбруе. Один из них, мышастый красавец, прядал ушами, тоскливо ржал, чувствуя судьбу, но не пытался убежать. Две девушки придержали его за седло, Тарса за уздечку потянула голову, склоняя шею вниз. Точным и сильным движением меча Аксиана рассекла горло. Хлынула алая кровь; конь шарахнулся, передние ноги его подломились, он еще некоторое время постоял так, сонно закатывая глаза, а потом рухнул в яму.

Несколько мгновений – и второй конь последовал за ним.

– Кости наших сестер прорастут травой… – печально сказала ардара, стоя у могилы.

– Как и наши кости порастут травой… – в один голос ответили все.

– Но души наши будут пировать в Йерее! – выкрикнула Аксиана. Ее шатнуло от выпитого, но голос был тверд.

– Но души наши будут пировать в Йерее! – согласно грянули воительницы.

Девушки сбросили в зев могилы глину и чернозем, двумя кучами сложенные рядом, утрамбовали и накрыли срезанной дерниной. Теперь разве только истоптанная земля и кострище могли поведать, что здесь погребли их сестер.

Пройдет год, и место это, как и все вокруг, зарастет ковылем и полынью, а на могиле будут пастись сайгаки и тарпаны… И не останется даже следа, вроде бы и не жили на свете Анта и Дарана.

«Так будет и со мной… – подумала вдруг та из живых сестер, которая никак не могла решить, Зиндра ее зовут или Варка. – И меня так похоронят… Через месяц или год. Но, может быть, это и правильно. Может, именно такую судьбу мне определила Великая Мать».

Печаль грызла сердце, ныла рана под несвежей повязкой, и не было отчего-то прежней веры, что завтра будет лучше.

А еще она подумала, что, наверно, надо будет все же воспользоваться старым советом Зарины. И в следующий раз, хлебнув вина покрепче, пойти с подругами на празднество с караванщиками… или уж с кем придется. Чтобы хоть не забрать девичество с собой в могилу, как бедная Анта!

Вот только Зарина сейчас постанывает от раны в развороченной скуле и вряд ли вспоминает тот свой совет…