Последний звонок - Вера и Марина Воробей Страница 21

– Господи, как же больно! – услышал он ее тихий,мучительный вздох.

Именно этот момент врезался в Борькину память, как осколокстекла. Спустя неделю они с Варей помирились – благодаря стараниям Даши иСережки. Но Борька поклялся, что лучше отрежет себе правую руку, чем еще разобидит Варю. И не важно, по какому поводу.

– Ну как? – обернулась Варя, выведя последниерулады.

– Отлично, – соврал, не моргнув глазом, Борька.

Совесть у него, конечно, болела, но не настолько, чтобыпризнаться.

– Ну вот, а ты говорил, что я не способна напоступок, – приосанилась Варвара.

Борька только вздохнул.

Спустя несколько дней измученный тайными терзаниями Борьказаглянул в гости к Белому, прихватив с собой четыре бутылки светлого пива.Серега достал из закромов соленую таранку и чипсы.

– Да, до последнего звонка всего ничего, – изрекСерега, потягивая пиво.

– Не напоминай, даже страшно подумать.

– Что, стремно на публику выходить в женскомнаряде? – начал подтрунивать Белый над Борькой.

– С этим проблем не будет, – отозвался тот,посасывая ребрышко. – Из меня шикарная Лайза Минелли получилась. МеняВарвара беспокоит.

– Неужели все так плохо?

– Плохо – не то слово.

– Хуже, чем у Комара? – ужаснулся Серега.

Борька надрывно вздохнул.

– А ты не слишком предвзято к ней относишься? –усомнился Серега, взглянув на друга.

– Ты слышал, как Варвара поет? – спросил в своюочередь Борька.

– Нет.

– А я слышал. Слух у нее есть, мотив она вроде бы неврала, хотя без музыки пела, но вот голос… —

Борька поморщился, вспоминая. – Знаешь, такойнеуверенный, такой тихий, я едва разобрал слова. А в зале при таком скопищенарода ее вообще не будет слышно.

– Нужно было сказать ей об этом, – прямо заявилСергей.

– Издеваешься? – испугался Борька. – У нас сВарей прекрасные отношения. Зачем же их портить? Знаешь, что будет, еслисказать ей правду?

– Да, ситуация… – вынужден был согласитьсяБелый. – Что думаешь предпринять? – уточнил он.

– Сам не знаю. – Борька допил пиво. – Ладно,я побежал на репетицию, догоняй.

«Может, мороженым ее накормить? Нет, это слишкомбесчеловечно!» – сразу же отверг эту мысль Борька.

Перед репетицией он как бы случайно сказал Дашке:

– Слушай, ты как считаешь, Варька справится с этимгимном? Петь одной на сцене, когда столько народу… – Борька намекал, чтоеще не поздно повлиять на Варькино решение сообща.

– Я понимаю, ты переживаешь. Варька немного зажатая, ноне волнуйся, она справится, – не дрогнув, сказала наивная Дашка, умиляясьна Борькину заботу.

А что Борька хотел услышать? Знал же, что Даша с Варейподруги. Ему ничего другого не оставалось, как отправиться к Ирине Борисовне.

– Ирина Борисовна, может, Варе стихи какие-нибудьпочитать? Она же девушка тонкой душевной организации. Испугается еще,разнервничается… Как бы чего не вышло. И вообще голос у нее тихий, ее же еле отдоски слышно…

– Это вопрос не голосовых связок, а характера исамолюбия, – перебила его Ирина Борисовна. —

Кажется, ты убеждал Варю, что быть уязвимым не так уж иплохо?

– Согласен, – не стал отнекиваться Борька, раз ужпошел такой откровенный разговор. – Это я запустил Варвару на орбиту, но сейчасмаксимализм нужно оставить. Перебор недопустим!

Классная руководительница несколько долгих секунд буравилаБорьку глазами.

– А я не вижу причин, чтобы так волноваться, –вынесла она вердикт. – Варвара, конечно, тургеневская девушка – это тыверно отметил, но у нее все получится.

Ну, если уж и Ирина Борисовна так считала, то Борькеоставалось только уйти. Уже на пороге Шустов услышал.

– Боря, а ты за кого больше переживаешь? За себя? Илитобой эмпатия движет?

– Это как? – обернулся Борька, сраженный научнойтерминологией.

– Это когда ты эмоционально идентифицируешь себя сдругим человеком, – объяснила Ирина Борисовна, улыбнувшись.

– Ясен пень, последнее, – выдавил из себя Борька ипокраснел, словно его уличили в какой-то крамоле.

– Ну, поговорил с Ирочкой Борисовной? –поинтересовался Белый, когда парни на минуту остались одни.

– Поговорил.

– И? – Серега приподнял бровь.

– Она меня убедила, что все будет отлично.

– Да, женская логика творит чудеса, – сочувствующезаметил Серега.

12

Отзвенел последний звонок. Успешно были сданы выпускныеэкзамены. И вот наступил выпускной вечер – вечер прощания со школой. Он обещалбыть лихорадочным и безумным, как бразильский карнавал. Одетая в длинноеумопомрачительное платье Ирочка Борисовна задавала тон.

– Главное – придерживаться четкой сюжетной линии! Язнаю, мы сможем, – настойчиво, с пугающим задором и нервозностью твердилаона.

На щеках ее горел яркий румянец.

Лапушка находился поблизости, чтобы в случае надобностиподхватить жену на руки. Парни тоже поддерживали ее, как могли.

– Да не волнуйтесь вы, Ирина Борисовна, все будето’кей! – уверяли они и одергивали ладно сидевшие на них пиджаки.

Надо отметить, что туфли у всех были начищены до зеркальногоблеска. Двое выпускников явились в бабочках, большинство – в шелковыхгалстуках. Все, как один, были подстрижены, причесаны и благоухали парфюмом.Если такими щеголевато-франтоватыми выглядели внезапно повзрослевшие парни, точто говорить о девушках. Они ошеломляли отменным вкусом, разнообразием фасонови цвета платьев – от искрящегося белого до пурпурно-малинового. Только Васек,извините, Василиса Остапченко, пришла в коротком черном платье с рукавом тричетверти и круглым вырезом. Оно очень шло ей, обтягивая гибкую фигуру, каклайковая перчатка. Туся Крылова искрилась в золотистой органзе. Ее зеленыеглаза таинственно мерцали. Плечи были открыты. Длинная пышная юбка оставлялаоткрытыми бархатные туфли на шпильке. Лиза Кукушкина предпочла с виду скромноеплатье бирюзового оттенка. Ее рыжеватые волосы, струящиеся водопадом по плечам,были украшены цветами, подобранными в тон платью. Сразу было видно, что нарядхоть и неброский, но дорогой. Платья Юли и Марины отличались экстравагантнымпокроем. Полупрозрачный цветной шифон туго обтягивал тонкую Маринину талию,волной расходясь книзу. Длина платья позволяла любоваться красивыми ногами вплетеных серебристых босоножках. Юля была в длинном платье на тонких лямочкахиз однотонного сиреневого шелка. При каждом движении оно переливалось и игралорадужными оттенками.