Редкий тип мужчины - Андрей Ромм Страница 21

Инга внесла ровно столько, сколько в то «стартовое» время стоила транспортная компания «ПК-бест» («ПК» – «Перевозки Кудрявцева», а «бест» для того, чтобы вызывать заведомое расположение у клиентов), и получила долю в пятьдесят процентов. Еще и пошутила, что «пятьдесят на пятьдесят» – это «отстрельное» соотношение, то есть если противоречия-разногласия между соучредителями зайдут в тупик, то голосованием вопроса не решить, один блокирует другого, и наоборот, стало быть, остается только один выход – отстреливать. Слышать такое от вдовы убитого конкурентами бизнесмена было немного неожиданно, все равно что слышать разговоры о веревке в доме повешенного. Но Алексей, психолог-самоучка, истолковал эту фразу как хороший знак: если уж Инга начала шутить на подобные темы, значит, ее отпустило, и очень обрадовался. Ингу действительно отпустило. Многие вдовы (да и вообще родственники умерших) создают после смерти близких некий культ. Хотя бы в первые годы. Выставляют на видном месте фотографии, берегут какие-то памятные вещи, вспоминают, печалятся, часто навещают могилы… У Инги ничего этого не было, ни фотографий, ни воспоминаний, ни походов на кладбище. И о своем неродившемся ребенке она никогда не вспоминала. То ли очень глубоко прятала переживания, то ли горе было настолько сильным, что «пережилось» в первые же месяцы, а потом эмоции словно «отключились», а то ведь так и до суицида дойти можно, то ли в клинике неврозов Инге посчастливилось напасть на хорошего специалиста, который объяснил ей, что жить надо сегодняшним днем, а не вчерашним, и научил так жить. Дочь Лиза однажды ляпнула (хорошо хоть, что не при тетке), что Инга (она ее звала по имени – Инге это нравилось), наверное, не любила своего мужа, раз не плачет о нем и не носит траура. Закономерное, в общем-то, суждение для развитой не по годам, но все же десятилетней девочки, только что осилившей «Унесенных ветром». Алексей рта открыть не успел, как Инна (первый и единственный раз в жизни!) накричала на дочь, в крайне резкой форме посоветовав ей не лезть в дела взрослых. Потом обе плакали, обнимались и просили друг у друга прощения, хотя Лизе, по мнению Алексея, просить прощения было не за что. Человек, даже маленький, имеет право выражать свое мнение в корректной форме. Но Инну тоже понимал: она столь сильно переживала и переживает за сестру, что, образно говоря, вспыхнула от одной искры. Инна после призналась, что ей неловко перед Ингой за свое счастье – семья, любящий муж, ребенок. Бедная Инга лишена всего этого, а ведь это и есть самое главное, без этого жизнь не жизнь. Алексей (хоть и без особого энтузиазма) выразил надежду на то, что Инга еще встретит человека, который сможет заменить ей Борьку, но Инна печально покачала головой и сказала, что дело совсем не в Борьке, а в страхе. Инга так испугалась произошедшего с ней кошмара, что теперь панически боится повторения. Боится привыкать, привязываться к кому-то. Боится забеременеть. Может, и хочет привыкнуть и забеременеть, но страх пересиливает желание. Алексей предложил найти Инге хорошего психоаналитика, ведь такие проблемы как раз решаются при помощи психоанализа, на что Инна ответила, что к психоаналитику, так же как и на исповедь к батюшке, человек должен приходить сам, по собственной воле, а не по чужому совету. Да и не так уж всемогущ психоанализ, как в кино показывают. Инна уповала на время. По ее мнению, только время залечивает любые раны. Главное, чтобы страх прошел до того, как Инга окончательно свыкнется со своим одиночеством. По мнению Алексея, свыкаться Инге было не с чем, потому что у нее были они, да и кто-то из любовников постоянно маячил на горизонте (в дом к сестре Инга их никогда не приводила), но возражать жене он не стал, потому что хотелось как можно скорее закончить разговор, неожиданно оказавшийся очень тяжелым.

Время? Со дня Борькиной смерти прошло больше одиннадцати лет. «Сколько еще можно ждать?» – удивлялся про себя Алексей. С одной стороны, удивлялся, а с другой – не мог представить свой, то есть их общий бизнес без Инги. Талантливый человек талантлив во всем. Из хорошего юриста получились хороший менеджер, хороший финансист, хороший логистик и большой знаток автомобильного дела. При этом, будучи полноправным «половинным» совладельцем бизнеса, но занимая при этом пост заместителя генерального директора (теперь уже первого заместителя), Инга продолжала соблюдать служебную субординацию и не давала себе никаких поблажек. С ней было удивительно легко работать, на нее можно было спокойно оставлять компанию. Партнеры завистливо вздыхали, когда Алексей рассказывал о том, что, уезжая в отпуск, он отключает мобильный и всю связь с внешним миром сводит к ежевечернему десятиминутному пребыванию в скайпе. «А как же иначе? – удивлялся Алексей. – Ведь отпуск на то и отпуск, чтобы отдыхать от дел, разве не так? Подбирайте правильно заместителей! Незаменимых нет».

Инга прекрасно вела переговоры и вообще умела находить подход к людям лучше Алексея, поэтому Алексей чаще всего поручал переговоры ей. Не только по вышеизложенным причинам, но и из-за одного хранимого в тайне соображения: вдруг на каких-то переговорах Инге повезет встретить человека, который понравится ей настолько, что сможет занять Борькино место. «Да и нравился ли ей Борька? – порой сомневался Алексей. – Любила ли она его?» Пока Борька был жив, складывалось такое впечатление, что любил он, а Инга всего лишь позволяла ему делать это. Или она просто не выставляла свои чувства напоказ? Переживала ведь после Борькиной смерти непритворно, всерьез. Или только потеряв его, осознала всю глубину и силу своего отношения, своей любви? Что имеем – не храним, потерявши – плачем? Порой Алексей укорял себя за то, что лезет не в свое дело: зачем ему копаться в мотивах и чувствах свояченицы? Но не думать об этом не мог. Слишком уж близко, не проигнорируешь, не отвернешься, да и жена время от времени заводит разговор про сестру.

У Инны, доброй по своей натуре, желание помочь ближнему с годами превратилось в настоящую страсть. Она жертвовала деньги во множество благотворительных фондов (Алексей не возражал – хорошее дело), участвовала в благотворительных мероприятиях (обычно исполняла что-нибудь фортепианное, но могла и на раздаче постоять), занималась волонтерством, регулярно ездила в дом престарелых, находившийся в Рязанской области, привозила вещи, продукты, книги.

– Что, ближе ничего не нашла? – спросил однажды Алексей, удивляясь энтузиазму, с которым жена моталась за двести с лишним километров (в оба конца выходило почти пятьсот – расстояние!).

– Ближе многие ездят, а туда только одна я, – без какой-либо рисовки ответила Инна.

Несколько раз она брала с собой Лизу, чтобы ребенок привыкал к добрым и полезным делам. Правильное решение. Побывав в доме престарелых в первый раз, дочка начала более сдержанно относиться к своим желаниям, соразмерять потребности с тем, как живут другие люди. Алексей с Инной старались не баловать Лизу, но разве можно не баловать ребенка, да еще и единственного? Хочешь – не хочешь, а побалуешь. Правда, Алексей иногда заводил разговор о том, что не все люди живут так, как они, что жизнь – это не вечный праздник, а вечный труд, что все блага надо воспринимать как дар судьбы (заслуженный, но все же дар), что надо быть скромной и «держать в уме», что жизнь всегда может измениться, и надо быть к этому готовым… И так далее, обычное родительское занудство. Но лучше один раз увидеть своими глазами, чем сто раз услышать. Глазам больше веры, чем ушам.