Долгий путь от любви до любви - Александра Плен Страница 20

Слухи и сплетни было не скрыть. Герцог за ужином обратился ко мне с нравоучениями.

– Миледи, – я подняла голову: нечасто он обращался ко мне, особенно в последнее время, – я бы вам советовал прекратить любые отношения с Лилией Девони. У нее очень плохая репутация в свете.

Я фыркнула и продолжила есть.

– Я настаиваю, – высокомерно произнес супруг.

– Лилия – моя подруга с детства, – наконец ответила я, – я буду с ней общаться, даже если она будет ходить по улицам голая.

– Но слухи… – задохнулся он от возмущения, – слухи могут коснуться вас!

– Не коснутся, – бросила я холодно. – Вы сами говорили, что герцогиня стоит так высоко над простыми смертными, что ничто не сможет пошатнуть ее репутации.

– Я вас предупредил, миледи, – скривил губы герцог. – Если вы так невоспитанны и безнравственны, что позволяете себе…

Я встала из-за стола, не дослушав его гневную тираду. Меня уже давно перестало волновать мнение герцога обо мне.

– Стойте! – донесся дребезжащий окрик. – Я еще не договорил!

– Ну, так договорите в одиночестве. У вас это хорошо получается, – бросила я, даже не приостановившись.

* * *

Я тщательно следила за приглашениями и визитными карточками. И никогда не принимала участия в мероприятиях, где предположительно могли появиться мои родители. Мама настойчиво пыталась посетить меня дома, присылала письма (не распечатывая, в камин), приглашения, визитные карточки (сразу в мусорную корзину). Подстерегала в парке и в театре.

– Нам нужно поговорить, Софи, – умоляющим тоном уговаривала она меня.

– Нам не о чем разговаривать, – бросала я и поворачивалась спиной.

Но однажды мама неожиданно нанесла визит. Было раннее утро, я еще была дома, и встречи избежать не удалось.

– Доброе утро, миледи Нордвик. Чаю? – прохладно произнесла я, присаживаясь на кушетку в гостиной.

– Софи, перестань изображать из себя герцогиню, – устало произнесла мама, – я пришла к тебе просить прощения.

– Вовремя, правда? – саркастически усмехнулась я. – Хорошо просить прощения и каяться, когда все уже случилось, деньги уплачены и назад дороги нет.

– Уже столько времени прошло после свадьбы, а ты все злишься.

Мама всхлипнула и поднесла платочек к глазам. Я усилием воли задавила в сердце сочувствие и жалость.

– Как отец? Я слышала, он путешествует по Европе, – бросила я небрежно, – уже почти год.

– Мы разошлись и давно не общаемся, ты же знаешь, – тихим тоном ответила мама. – Я сейчас с Аделью в Бате. Она передает тебе привет. Может, приедешь на лето к нам? Пообщаетесь?

Я отрицательно мотнула головой. Мама тяжело вздохнула и полезла в ридикюль.

– Вот, возьми, она тебе написала, – мне протянули письмо. Первым порывом было гордо оттолкнуть руку, но любовь к сестричке не позволила это сделать.

– Спасибо, – я положила конверт на столик. – Что-то еще, миледи?

– Да, – голос мамы словно помертвел, красные опухшие глаза смотрели в сторону, – меня давно мучает раскаяние…

Я насмешливо поджала губы, но промолчала. Я годами вытравливала из себя любое сочувствие и преклонение перед родителями, строила вокруг сердца каменную стену, и ее слезы уже практически не трогали меня.

– Мы виноваты перед тобой, – наконец выдавила она из себя, – сильно виноваты.

– Неужели? – я подняла удивленно брови. – Что же может быть хуже того, что есть сейчас?

– Я… – мама опять всхлипнула, крупные слезы побежали по щекам, – я обманула тебя. Это мучительно… Перед свадьбой… Я испугалась… Роберт…

Бессвязные слова заставили меня напрячься, появилось нехорошее предчувствие. Внутри образовался ледяной комок. Я с ужасом ждала продолжения.

– Его не отпустили тогда… – у меня по спине побежали мурашки. – Я умоляла твоего отца, но он был непреклонен. Особенно после того, как мы нашли письма и многочисленные портреты юноши в твоей комнате. Мы поняли, что у вас все слишком серьезно. Когда его уводили, Роберт кричал, что не оставит тебя, что найдет способ помешать свадьбе. И мы испугались…

Мама замолчала, пытаясь справиться с рыданиями.

– Продолжай… – тихим свистящим шёпотом произнесла я, волоски приподнялись у меня на руках от внезапного страха.

– Отец заплатил полисменам. Роберта осудили за кражу. Роланд был на суде, подтвердил, что молодой человек забрался в дом и пытался украсть твои драгоценности.

– Дальше.

– Ему дали три года колоний, – наконец призналась мама, опустив голову. – Отправили на пароходе вместе с другими заключенными в Австралию.

Я от шока не могла вымолвить ни слова. Потом вскочила и заметалась по комнате.

– Я найду его. Сегодня же поеду в Скотланд-Ярд. Его уже должны были освободить, но я сниму с него все обвинения. Деньги у меня есть. Я этого так не оставлю, – торопливо бубнила под нос сама себе.

– Софи, Софи, стой, подожди, – мама умоляюще протянула ко мне руки. – Я… Я потом захотела восстановить справедливость. Конечно, уже после твоей свадьбы, прости. (Мама опять заплакала.) Я узнавала… Роберт Уайт погиб в колониях на руднике. Там произошел взрыв парового двигателя. Много заключенных погибло. Это точно. Мне написал его надзиратель, лично.

Я стояла в центре гостиной, и что-то рушилось и ломалось внутри меня. Возможно, последние остатки доброты и любви к родителям?

– Я ненавижу вас, – ровным бесцветным голосом, в конце концов, произнесла я. – Убирайтесь из моего дома. Я не хочу вас больше видеть.

– Софи! – умоляюще прошептала мама. Я презрительно махнула рукой.

– Ваша светлость. Так нужно обращаться к герцогине, вы сами мне говорили, – и, выглянув в коридор, громко произнесла: – Максимилиан, проводите леди Нордвик, она уже уходит.

Внутри образовалась ледяная глыба. У меня больше нет сердца, у меня больше нет матери, нет отца, нет любви. У меня есть только титул и деньги. Равноценный обмен, не правда ли?