Сердцеедка - Софи Кинселла Страница 20

Она появилась на свет в Дубае, а полгода спустя ее мать сбежала с любовником в Южную Африку. Отец, который был намного старше жены, считал, что растить дочь – значит, не жалея осыпать ее деньгами. В лишенной корней среде дубайских экспатриантов люди постоянно менялись. Флер привыкла в начале учебного года знакомиться с новыми учениками Британской школы, а в конце года – расставаться с ними, легко заводить друзей и так же легко терять, привыкла использовать людей за тот недолгий срок, пока они рядом, а потом бросать – раньше, чем они бросят ее. Одна только Нура оставалась ей вер ной подругой. В большинстве мусульманских семей детям не разрешали водиться с христианами – по-здешнему, язычниками, но мама Нуры привечала дерзкую рыженькую девчонку и жалела ее отца, которому приходилось одному воспитывать дочь, вдобавок к напряженной работе.

Когда Флер исполнилось шестнадцать, у отца неожиданно отказала печень. Он умер, оставив на удивление мало денег. Она больше не могла позволить себе роскошную квартиру, не могла учиться в Британской школе. Семейство эль-Хасан пригласило Флер пожить у них, пока не прояснится, что делать дальше. Несколько месяцев Нура и Флер спали в соседних комнатах. Они еще больше подружились, без конца болтали и сравнивали себя друг с другом. Нура в шестнадцать лет считалась невестой; родители уже устраивали ее брак. Флер это ужасало и в то же время зачаровывало.

– Как можно такое терпеть? Выйти замуж за какого-то типа, который будет тобой командовать!

Нура лишь улыбалась и пожимала плечами. Она была настоящая красавица – гладкая кожа, живые глаза, округлое, почти пухленькое личико.

– Если он будет слишком много командовать, я за него не пойду, – сказала она однажды.

– А родители тебя не заставят?

– Нет, конечно! Они нас познакомят, а потом я им скажу, согласна или нет.

Флер вдруг стало завидно. Будущее Нуры расписано заранее, а ее собственные перспективы зыбки, точно клочья рваной паутины.

На следующий день она сказала маме Нуры, Фатиме:

– Может быть, мне тоже выйти замуж?

Флер говорила со смехом, как будто в шутку, но при этом не отрывала напряженного взгляда от лица Фатимы.

– Конечно, ты когда-нибудь выйдешь замуж, – сказала Фатима. – Найдешь себе красивого англичанина.

– А может, я выйду за араба? – сказала Флер.

Фатима засмеялась:

– Ты перейдешь в мусульманство?

– Если надо, и перейду, – бесшабашно заявила Флер.

Фатима посмотрела на нее внимательнее.

– Ты серьезно?

Девушка пожала плечами.

– Может… вы мне кого-нибудь найдете?

– Флер… – Фатима встала и взяла ее за руки. – Ты же знаешь, из тебя не получится хорошей жены для араба. Дело не только в религии. Ты не сумеешь приноровиться к такой жизни. Муж не позволит тебе поступать по-своему, как ты делаешь у нас. Тебе нельзя будет даже выходить из дому без его разрешения. Мой супруг – человек широких взглядов, у других – не так.

– А для Нуры вы найдете мужа с широки ми взглядами?

– Надеюсь. И ты, Флер, найдешь своего мужчину, только не здесь.

Два дня спустя было объявлено о помолвке. Женихом Нуры стал Мухаммед Абдурахман – молодой человек из числа богатейших наследников в Эмиратах. По общему мнению, Нуре повезло.

– А ты его любишь? Флер.

– Конечно, я люблю его, – сказала Нура, но посмотрела отчужденно и больше не хотела об этом говорить.

Всю семью захватили приготовления к торжеству. Флер бесцельно бродила по дому, поражаясь, сколько денег тратится на свадьбу. Рулоны шелка, угощение, подарки для гостей… Нура шелестела накидками и благоухала ароматическими маслами. Скоро она навсегда покинет родное гнездо. Флер останется одна, и что ей тогда делать? Семейству эль-Хасан она больше не будет нужна. Никому на свете она не нужна…

Ночами девушка неподвижно лежала в постели, вдыхала терпкий мускусный аромат дома, не сдерживая слез, бегущих по щекам, и строила планы на будущее. Родители Нуры считали, что Флер уедет в Англию, к тетушке, живущей в Мейденхеде, с которой она ни разу в жизни не встречалась.

– Семья – это главное, – говорила Фатима с уверенностью человека, окруженного толпой любящих родственников. – Родные о тебе позаботятся.

Флер знала, что Фатима ошибается. В Англии все по-другому. Папина сестра никогда ею не интересовалась. Флер могла рассчитывать исключительно на себя.

А потом состоялось обручение. Было много сластей, разные игры и общее хихиканье. В разгар веселья Нура достала маленькую коробочку.

– Смотрите, мое обручальное кольцо!

На ее руке оно смотрелось слишком громоздким – огромный бриллиант в затейливой золотой оправе. Раздались ахи и охи; даже по арабским меркам перстень был редкостный.

Наверное, он стоит сто тысяч долларов, подумала Флер. Никак не меньше. На пальчике Нуры – сто тысяч долларов. А ведь она и покрасоваться в нем не сможет. Хорошо, если пару раз в жизни наденет. Сто тысяч долларов. Чего только не сделаешь на сто тысяч долларов!

Тут все и случилось, почти помимо ее воли. Флер поставила чашку, посмотрела подруге в глаза и сказала:

– Мне так нравится твое кольцо, Нура. Ну просто очень нравится. Вот бы мне такое.

Наступила мертвая тишина. Нура побледнела; у нее задрожали губы. В глазах, обращенных к Флер, застыли боль и обида. Несколько секунд никто, кажется, не осмеливался дышать. Все присутствующие подались вперед. Потом Нура медленно, бережно стянула с пальца кольцо и уронила его на колени подруги. Еще мгновение смотрела на него, затем встала и вышла из комнаты. Последнее, что увидела Флер, – ее темные не прощающие глаза.

В тот же вечер Флер продала бриллиант за сто двадцать тысяч долларов, а утром улетела в Нью-Йорк. Больше Нуру она не видела.

И вот теперь, почти двадцать пять лет спустя, в ухоженном саду Элеоноры Форрестер Флер вдруг сдавило грудь, глазам стало мокро и горячо.

«Если после этого я ничего не добьюсь, – яростно подумала она, – окончу жизнь обычной домохозяйкой, какой могла бы стать с самого начала, значит, все было впустую. Получится, я зря потеряла Нуру. А этого я не вынесу. Просто не переживу».

Она замигала и сосредоточила взгляд на золоченой цепочке, которую показывала всем Элеонора.

«Я куплю себе кулон и позавтракаю с этими дамами, а потом вытрясу из Ричарда Фавура все, что только можно из него вытрясти».

Оливер Стерндейл откинулся в кресле и посмотрел на Ричарда с мягким упреком.

– Ты отдаешь себе отчет, – в третий раз повторил юрист, – что, как только деньги перейдут на целевой счет, они уже больше не будут тебе принадлежать?