Нечаянный роман - Надежда Семенова Страница 19

– Как прошло? – спросил он.

– Нормально, – сказала Наталья и тихо, так чтобы слышал только отец, добавила: – Сказали, что с «тельцем будет все по первому разряду».

– С чем? – вздрогнул отец.

– С тельцем.

– Цинизм человеческий не имеет предела, – сказал отец и посмотрел на нее прозрачными, словно выцветшими глазами.

С улицы прибежала запыхавшаяся Ольга Федоровна, на платье темнели под мышками круги.

– Машина пришла.

Отец тяжело, как безногий, оперся на Натальино плечо. Наталья напружинила спину и повела его к выходу.

Неизвестно, каким было обслуживание по второму разряду, но «по первому» все произошло достаточно быстро и безболезненно. Три не очень трезвых мужичка, каких можно встретить у пивного ларька, на этот раз чисто выбритые и в чужих костюмах, ловко погрузили гроб на украшенный искусственными цветами грузовик. Четвертый мужик, небритый, но зато в своем костюме, подошел к отцу, безошибочно вычислив его среди группы.

– Гроб закреплен на рельсе, грузовик будет ехать очень медленно. Все будет хорошо.

– Вы что, намекаете, что можете потерять гроб с телом моей жены? – спросил отец.

Мужик одернул пиджак и выкатил грудь дугой.

– Я понимаю ваше состояние и приношу глубокие, искренние соболезнования, – скороговоркой оттарабанил он, – почитаю своим долгом сообщить, что все будет в порядке.

Отец смутился, с подозрением оглядел стоявшего навытяжку мужика, глаза выпучены, небритые щеки втянуты внутрь.

Грянула медь. Заиграли похоронный марш. Из-за долгого ожидания, или из-за чего-то еще, получилось нескладно и фальшиво.

– Зачем это? – Лицо отца исказила мучительная гримаса.

– Пилипчук заказал! – перекрикивая трубы, крикнула Ольга Федоровна.

По одному взгромоздились на грузовик. Наталью и отца посадили у изголовья открытого гроба. Слева от Натальи села Ольга Федоровна. Остальную часть заняли венки. Народ набился в трестовский автобус.

Небритый мужик дал последние указания, три нетрезвых мужика подняли борта грузовика. Стало казаться, что их заключили в коллективный гроб. Грузовик просигналил и медленно тронулся с места. Оркестрик выдал прощальную, почти жизнерадостную трель и умолк. Стало тихо и пусто.

Грузовик шел медленно, но его редко обгоняли. Наталья, не отрываясь, смотрела на мраморный мамин лоб и острый, мертвый нос. Время потеряло смысл, превратилось в склеенное наспех кино. Сжались и пропали куски, неестественно удлинились и тянулись вечность другие. Сгрузили на землю гроб, маму закрыли крышкой. Приколотили крышку на два гвоздя, как дверь. Опустили гроб в яму. Вокруг поднялась непонятная суета. Наталья отвернулась от маминого гроба и посмотрела на отца. Хватая ртом воздух, отец сидел у края ямы безвольным мешком и дрожащими пальцами вытряхивал на ладонь валидол. Наталью окатила волна душной злости, захотелось рывком поднять отца за воротник. Поднять и закричать ему в лицо. Громко и ясно.

«Это не ты умер от больного сердца! Умерла мама, у которой даже валидола никогда не было!»

Наталья подошла к отцу, забрала лекарство и вытряхнула на ладонь таблетку. Отец взял ее влажными, липкими пальцами и сунул в рот. На его лице появилось незнакомое, благодарное, слегка заискивающее выражение. В голове у Натальи забились дальние колокола, во рту возник странный, металлический привкус, будто она снова облизала насос Женькиного велосипеда. Всю свою жизнь Наталья добивалась отцовского одобрения. Мечтала сделать что-то такое, что поставило бы ее в один ряд со старшей сестрой, пошла в институт, старалась так же хорошо учиться, подумывала обесцветить волосы пергидролем. В жизни все оказалось гораздо проще, единственное, что было нужно, – это чтобы отец полностью от нее зависел. Зависел, как животное зависит от дрессировщика, как заключенный – от милости надзирателя.

Наталья погладила отца по плечу и подошла к яме.

Горсть земли упала на крышку маминого гроба с жутким, глухим звуком.