Воспевая бурю - Мэрилайл Роджерс Страница 19

Когда Ивейн повернулся, шагнув к ней, то по глазам его, потемневшим и жестким, словно ос­колки черного льда, девушка догадалась о при­чине его угрюмости. Это было ужасно. Она ведь навязала ему свое общество исключительно из лучших побуждений, не желая затруднять ему поиски. Но Анье снова приходилось признать (как и в ту ночь, когда она пыталась убежать от Ивейна, а он настиг и вернул ее), что это-то как раз и происходило, и не было, казалось, ничего, что могло бы исправить зло.

Звонкий голосок, мурлыкавший известную дет­скую песенку, нарушил тяжелое молчание. Слабый поначалу, он становился все громче, и оба, и Анья и Ивейн, взглянули на вход в пещеру. Мелодия не­ожиданно оборвалась, и мешок, чем-то набитый до половины, упал с глухим стуком на каменный пол.

– Кто вы такие?

Белокурый паренек, лет, может быть, десяти, остановился в прямоугольнике солнечного света, падавшего в проем. Он сжал кулачки и решительно вскинул голову, показывая, будто ничуть не боится.

– И что вы здесь делаете, в моей пещере? Ивейн широко улыбнулся.

– А-а, так это ты разводил костер и оставил здесь котелок? А это – твое одеяло?

Небрежно махнув рукой в сторону потухших углей, помятого бронзового котелка и сложен­ного домотканого одеяла, жрец как бы отвечал на свои собственные незаданные вопросы. Это была уловка, которая, как он знал, действовала безотказно и на взрослых и на детей.

– Ну, и как же тебя зовут?

– Киэр…

Мальчик тотчас же оборвал себя, злясь, что так легко стал болтать, да еще и отвечая на во­прос, который сам же задал и так и не получил ответа от незнакомца.

– Очень рад познакомиться с тобой, Киэр, – продолжал Ивейн радушным тоном хо­зяина, приветствующего долгожданного гостя. – Меня зовут Ивейн, а это моя спутница Анья – она мне вроде сестры.

Анья под створками своей раковины спокой­ствия так и вскинулась при этих словах: их страстные поцелуи, без сомнения, опровергали такое определение.

Глаза мальчика потемнели от недоверия. Он перевел их с мужчины, с его черными, как смоль, волосами, на белокурые, как и у него, локоны девушки, и обратно. Нахмурившись, он заявил:

– Вы не можете быть братом и сестрой. Ивейн передернул плечами, и улыбка его стала печальной:

– Ее мать и отец стали мне назваными ро­дителями.

Глаза мальчика потеплели, тень недоверия исчезла из них, они были уже не серыми, а яс­ными, голубыми. Такое объяснение Киэр при­нял, хотя оно и не рассеяло окончательно его по­дозрений и не внушило доверия ни к мужчине – темноволосому и чем-то его пугающему, – ни к его странно одетой прекрасной спутнице.

– Анья упала вчера вечером и сильно ушиб­лась. Это-то и привело нас в твою пещеру.

Ивейн обрадовался, увидев, как мальчик просто­душно кивнул. То, что ребенок с такой легкостью принял это объяснение, сгладило неловкость минуты.

– Что это у тебя здесь?

Ивейн постарался незаметно перевести раз­говор, указывая на мешок паренька.

Глаза мальчугана потемнели, но не от замеша­тельства, а от боли, зазвеневшей и в его голосе:

– Так, несколько вещичек. Другим они по­казались бы незначительными, но это самое дра­гоценное, что у меня есть. – Киэр с трудом сглотнул. – Вещи, спасенные из развалин…

Он вдруг умолк, сдерживая слезы, которых стыдился.

– Твоего дома?

Анья почувствовала всю глубину горя мальчика, и девушка вдруг поняла, как могло случиться, что Киэр, совсем еще ребенок, оказался один в лесу.

– Твоей семьи?

Мальчик только кивнул, вскинув голову и не видящими глазами уставившись в потолок пещеры, не давая пролиться слезам, застилавшим ему газа.

Анья подумала о Кабе, хотя волосы у того были темные, а у Киэра светлые. Представив, как стра­дали бы они с Кабом, если бы что-то произошло с их родителями, Анья ощутила страдания мальчика, как свои собственные. Забыв о боли в груди перед лицом этой муки, она без слов подошла к мальчу­гану и ласково погладила его по белокурой головке.

Киэр сдерживался в течение долгого време­ни, с того ужасного дня, когда его мирная, без­мятежная жизнь рухнула. Он не терял самообла­дания даже тогда, когда, рискуя, возвращался на пепелище сожженного дома, где он родился и был счастлив. Но, почувствовав ласку девушки, мальчик не выдержал. Стремительно повернув­шись, он зарылся лицом в широкие, плотные складки ее шерстяного плаща.

– Они пришли ночью и сожгли все… дотла. – Каждое его слово прерывалось рыданием. – Наш домик… Амбар… И даже загон для свиней.

– Но ведь тебе удалось спастись.

Сердце у Аньи ныло от боли за несчастного мальчика, а тот, раз начав говорить, будто не слыша ее утешения, будто желая излить все на­копившееся у него на душе, рассказывал о пере­житом им ужасе.

– Я спал наверху, над спальнями родителей и сестренки. Я проснулся, задыхаясь в густых клубах дыма, и увидел, что луна светит там, где обычно была стена. Я страшно испугался, и вы­скочил в дыру, выжженную огнем.

Киэр умолк, борясь с подступавшими к горлу ры­даниями, говорившими о его муках больше, чем любые слова. Несколько раз глубоко вздохнув, он чуть-чуть успокоился и продолжил ужасный рассказ:

– Очутившись на земле, я посмотрел вверх. Весь дом был объят огнем. – Киэр опять по­молчал, вцепившись руками в складки накидки Аньи. – И все это время всадники гарцевали на лошадях вокруг дома и хохотали! Но они меня не заметили… – Горечь, звучавшая в этих сло­вах, смешивалась с холодной яростью.

Ивейн понимал и бессильный гнев мальчика, и его напрасную жажду отмщения. Это было му­чительное, острое чувство, которое некогда он сам испытал. Рассказ Киэра вызвал в его памяти кар­тины, отнюдь не созданные воображением ребен­ка, а даже слишком реальные. Правда, Ивейн не видел, а скорее знал понаслышке, как испуганная толпа, не способная уразуметь могущества неви­димых сил, растерзала его родителей. Но на глазах у него и у Ллис их дедушку и бабушку умертвили приспешники жестокого и алчного принца.

Киэр, с головой уйдя в горестные воспоми­нания, не заметил, как Ивейн подошел к нему, и еще раз сглотнул, хватая ртом воздух. Он чуть отодвинулся, глядя на девушку, и встретил ее со­чувственную улыбку.

– Мне нужно было остаться там и попытать­ся спасти моих близких.

В его словах звучало мучительное желание, чтобы их опровергли.

– Когда огонь обретает силу, никакое ору­жие смертных не способно его сокрушить, – тихо проговорил Ивейн за спиной у горюющего ребенка. – Ты правильно сделал, что вырвался из горящего дома, ты молодец.

Мальчик робко повернул залитое слезами лицо к загадочному мужчине, так обыденно го­ворившему об оружии смертных, словно он об­ладал знаниями о высших, потусторонних силах. Киэр внутренне посмеялся над нелепой минут­ной надеждой. Ему просто хотелось, чтобы так оно и было, и потому он поверил тому, чему не должен был верить.