Запретный плод - Наташа Колесникова Страница 19

— Спасибо, Игорь, — сказала Марина. — Ты настоящий… повар. — Она посмотрела на него и засмеялась. — Ох, я объелась… Из-за стола встать не могу.

Муравьев улыбнулся в ответ. Он слышал, как она говорила с отцом по телефону, и уже понял, что намеревается остаться у него на ночь. Теперь эта перспектива совсем не радовала актера.

Да, Марина красивая девчонка и видеть такую в своей постели — счастье, чего уж там. Но во-первых, этот вечер уже не раз напомнил ему о другом первом вечере в этой же квартире. С Родионовной, как он в шутку называл вторую жену. Тот же восторг, те же воспоминания о бедном детстве, разговор по телефону, только не с отцом, а с матерью. А потом она осталась… На одну ночь, ибо жить в его квартире не захотела, убедила переехать к ее родителям, и… чем это все кончилось — понятно. Во-вторых, Марина — дочь Стернина, человека могущественного, который наверняка уже составил на него досье. И если ему что-то не нравится, а, судя по телефонному разговору, вернее репликам Марины, ему многое в ее поведении не нравилось, Стернин может испортить все его радужные планы.

Вот ведь ситуация, а! С одной стороны, хочется уложить девчонку в постель, а с другой… нельзя! Ее отец продюсирует сериал, в котором он снимается, гонорар не запредельный, но вполне приличный, серий много, и, значит, он сможет обменять эту квартирку на более приличную двух- и даже трехкомнатную. И даже обставить новое жилище сообразно своим желаниям. Уже все просчитал, проконсультировался в солидном риэлторском агентстве. Теперь только работай, а расслабиться можно и с Таней Сушиной, но… черт попутал! Решит Стернин, что он совратил его любимую дочку, — уберет из сериала мигом. Убьют в третьей-четвертой серии — и прости-прощай надежды на более приличную квартиру для заслуженного артиста России! Ни Таня, ни Селиванов и пальцем пошевелить не смогут, законы кинобизнеса жестоки — кто платит, тот и танцует… сериал.

И это еще не все! Познакомиться поближе с Мариной его просила Таня Сушина, которая затевает какую-то игру против Стернина. Об этом банкир может и не узнать, а вот его имя будет первым в черном списке, если Таня станет шпынять банкира в самое главное банкирское место…

— Мне правда очень нравится здесь, — сказала Марина. — Очень тепло и уютно. Да просто хорошо.

— И мне нравится, что тебе нравится, — сказал Муравьев. — Ты была истинным украшением этой квартиры.

— Почему была? Ты не слышал, что я сказала папе?

— Слышал, но видишь ли… Мне показалось, он не очень доволен этим. Не хотелось бы, чтобы он… разозлился на меня, на тебя…

— Игорь, это ты такой боязливый, или я чересчур нахальная? Навязываюсь?

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в уголках которых уже навернулись слезы. Этот взгляд, словно горная лавина, смыл его сомнения. Он видел перед собой красивую девчонку, которую, наверное… любил, которую хотел! Муравьев обнял Марину, ласково погладил ее светлые волосы.

— Прости, Маринка, я же хотел… как лучше… Чтобы у тебя никаких проблем не возникло, понимаешь? Пошли спать?

— Я должна еще душ принять…

— Конечно. А я пока постель застелю.

Муравьев подхватил Марину на руки, отнес в ванную, поставил на пол.

— Сейчас принесу тебе свежее полотенце, — сказал он. — Пожалуйста, чувствуй себя как дома.

Он сбегал в комнату, принес чистое махровое полотенце, протянул его Марине. Она взяла его, смущенно улыбнулась и закрыла за собой дверь ванной.

Муравьев разложил диван, постелил свежее постельное белье, выключил верхний свет, оставив светить настольную лампу под красным абажуром, разделся до трусов и лег под одеяло.

И снова недоброе предчувствие всколыхнуло его душу. Допустим, он готов идти до конца ради своей любви, а она готова?

Это же банальная ситуация, многие высокопоставленные дочки играют в демократок, хотят быть как все, но, столкнувшись с первыми трудностями, бегут назад к папе с мамой. Так, собственно, и было с его второй женой. Но там родители были на три порядка ниже Стернина! А тут… банкир может запросто перекрыть ему все «кранты», если его разозлить. И дело даже не в новой квартире, а в том, как жить дальше, если перестанут снимать и в театре скажут — извини, парень… А это ведь очень даже реально.