Государева избранница - Александр Прозоров Страница 18

Царская матушка поджала губы, надолго задумалась. Затем медленно кивнула:

– Ты права, моя верная подруга, искать нам в сем деле нечего. Мнение лекарей ведомо, виновные понятны. Шум лишний вовсе ни к чему. С глаз долой, с сердца вон! Убрать крамольников подальше, и все. Князя Бориса Репнина ко мне!

Инокиня Евникия, растянув губы в улыбке, поклонилась и вышла из кельи. Сходила к себе, накинула на плечи шубу, спустилась вниз – и уже на улице столкнулась с сыновьями.

– Матушка, мы к тебе! – встали на ее пути дородные князья, облаченные в собольи шубы и парчовые ферязи, с увесистыми посохами в руках. – Лекари сказывают, недуг царской невесты совсем слабый и на чадородие не влияет. Мария Ивановна скоро исцелится.

– Экие вы… – монахиня кашлянула, сглатывая слово, каковое хотела произнести на самом деле. – Борода длинна, а ум короток. Слушайте меня оба и запоминайте! Лекари вам сказали, что хворь у избранницы давняя и неизлечимая, понятно?! И детей она иметь не в силах. Понятно?!

– Но как же…

– Не ваша забота! – твердо перебила их матушка Евникия. – Лекари сказали вам, что Мария неизлечима и бесплодна! Запомнили? Теперь ступайте в Разбойный приказ. Поведайте стряпчим о сей беде и передайте, что дьяка тамошнего, боярина Репнина, инокиня Марфа пред очи свои немедля кличет!

* * *

Дьяк Разбойного приказа ждать себя долго не заставил, поднявшись по ступеням узкой каменной лестницы Вознесенского монастыря уже через полчаса. На плечах – широкая шуба с отложным бобровым воротником, на голове – высокая бобровая же шапка, в руках – толстый кленовый посох со множеством золотых гвоздиков и навершием из крупного яхонта. Князь Борис Александрович ступал нарочито величаво, медленно, громко дышал и постоянно морщился. Борода его, тщательно расчесанная, пушилась на груди, и по левой ее стороне поблескивали шелковыми ленточками три косицы, украшенные редкими, но крупными жемчужинками.

Особые старания князя Репнина по приданию себе пущей солидности становились понятны, если вспомнить, что средь прочих дьяков он уже довольно долго оставался самым молодым. Со своим местом ему страшно повезло – он вовремя примчался в Тушине поклониться вернувшемуся после излечения государю и подвернулся под руку в тот миг, когда оказалось, что среди переехавших к царю дьяков не оказалось начальника Разбойного приказа. На войне сие место никому из знатных людей доходным не показалось, зато благородное происхождение Бориса Александровича званию дьяка соответствовало – и государь Дмитрий Иванович лихо поставил безусого мальчишку разбираться со всякими воровскими делами.

С тех пор прошло несколько лет. Сын государя Ивана Васильевича отъехал из Тушина к Калуге, возле которой безвестно сгинул, царским двором еще три года правил князь Трубецкой, затем Земский собор избрал на трон Михаила Федоровича. А боярин Репнин, несмотря на молодость, продолжал успешно сидеть в Разбойном приказе, хотя на заседаниях Боярской думы и ловил на себе постоянно недовольные взгляды куда более заслуженных царских слуг. Хотя, может статься, ему просто мерещилось…

Пыхтя и слегка покачиваясь, устало вздыхая, Борис Александрович вошел в келью инокини Марфы, оперся обеими руками на посох, почтительно склонил голову:

– Рад видеть тебя в добром здравии, матушка!

– И я тебя, боярин. – Сидящая за столом монахиня подняла на него усталый взгляд, слегка кивнула. – Слышал ли ты о последних событиях? Боярская дочка Мария Хлопова занедужила намедни, и лучшие лекари московские нашли у нее застарелый недуг, каковой она с родичами до смотрин зело ловко скрывала. Бесплодная она, наследника зачать не способна. И так выходит, что крамольницей Мария оказалась. Весь наш царский род опасности подвергла, обманщица. Посему выдели самых надежных приставов, что у тебя под рукой имеются, да Машку Хлопову в ссылку без промедления отправь со всеми родичами вместе. Ведь это они обманщицу во грехе сем дружно покрывали.

– Царскую избранницу? – неуверенно уточнил дьяк Разбойного приказа, ощутив в животе неприятный холодок. – Государеву невесту?

– Больше не невесту! – решительно отрезала инокиня. – Разве ты не слышал? Она бесплодна и к брачному союзу непригодна!

– А что сказал о сем государь Михаил Федорович? – осторожно поинтересовался князь Репнин.

– Не стоит огорчать мальчика сим неприятным известием, – опустила глаза к бумагам престарелая инокиня. – Наказать крамольников, Борис Александрович, ты и своею волей вполне способен.

– Сослать царскую невесту без царского ведома? – Слова с таким трудом продирались через горло боярина, что он буквально засипел.

– Я сама расскажу сыну о сем событии, Борис Александрович, – пообещала инокиня. – Можешь не тревожиться. Просто прикажи схватить крамольников, посади на телегу и отправь с глаз моих подальше.

– Михаил Федорович прогневается… – осторожно напомнил дьяк Разбойного приказа. Ибо о пылкой любви юного царя к своей избраннице знал весь двор.

– А ведь это ты, Борис Александрович, крамолу обязан был распознать еще до того, как боярышню Хлопову во врата кремлевские впустили! – снова подняла голову монашка, и взгляд ее на этот раз стал холодным и колючим. – Уж нет ли в сей измене и твоего соучастия?!

Князь Репнин сглотнул. Он понял, что ему придется выбрать что-то одно. Либо преданность престарелой инокине, либо службу государю всея Руси. Выбирать требовалось прямо сейчас, без промедления, если он не хочет, чтобы о его промахе инокиня Марфа завтра же поведала Боярской думе.

Между тем царскую матушку Борис Александрович помнил еще по службе в Тушине. Уже тогда она хорошо знала всех знатных бояр царской свиты, была с ними дружна и пользовалась немалым уважением. Большинство тамошних князей и воевод по сей день сидели в Боярской думе. И стоит монашке назвать его, дьяка Разбойного приказа, изменником – сии Марфины соратники его не то что в ссылку, на эшафот не моргнув глазом отправят! Царской матери в Думе поверят куда охотнее, нежели ему. Да плюс к тому Марфа остается еще и женой патриарха, от его имени нередко высказывается, и местоблюститель, митрополит Ион, ее старшинство над собою признает. Выходит, что и иерархи церковные по слову старенькой монашки нарекут его крамольником без единого сомнения и именем Божиим проклянут вместе со всеми потомками!

Такова инокиня Марфа…

А кто такой царь?

Что он может?

Михаил Федорович – это всего лишь мальчик на троне…

Маменькин сынок.

Все это, вместе взятое, промелькнуло в голове князя Репнина в считаные мгновения… И дьяк Разбойного приказа задал всего лишь один вопрос:

– Куда отправить семью предателей, матушка?

– А какой у нас город самый дальний, Борис Александрович? – поинтересовалась монахиня.

– Тюмень, матушка!

– Вот туда их всех и загони! – Инокиня Марфа перекрестила посетителя и снова вернулась к делам.