Мимикрия жизни - Наталья Карабаджак Страница 18

– Я одного не понимаю, почему нельзя пытаться поступать своими силами? – от его вопроса на меня повеяло нафталином советских времен.

Марго этот вопрос завел не на шутку:

– Астахов! Мы, в какое время живем? О какой попытке ты говоришь? И кому она нужна эта попытка? Всем нужны деньги! Кто вообще сейчас поступает своими силами, даже если они есть? Или плати неофициально и поступай в государственный вуз, или иди в коммерческий и плати официально. Рыночные отношения, мать вашу… – не выдержала Марго и выругалась прилюдно, а затем продолжила о своем же. – И потом, нам ошибаться нельзя. А если Вадик попробует поступить своими силами, как ты говоришь, – Марго ткнула пальцем в спину Виталия, – и не поступит?.. А точно не поступит, потому что зачислят только заплативших! Что тогда, умник? – посмотрела Марго в профиль Виталия.

Он ответил спокойно:

– Пойдет в армию. Мы все… – договорить Виталий не успел, так как Марго взорвалась вулканом эмоций.

– Что?! В вашу армию?!

– Почему она только наша?.. – попытался возмутиться Виталий, но тщетно. Марго его возражения только сильнее воспламеняли, как сухие дровишки, подбрасываемые в огонь.

– Я своего сына рожала, воспитывала и на ноги ставила не для армии! Не нужна ему эта школа жизни, которая… и без жизни оставить может или, как минимум, без здоровья. – Марго снова подняла пальчик в сторону Виталия, – А вы, товарищ майор, сначала своих сыновей нарожайте, а я посмотрю, как Вы их потом пошлете долг Родине отдавать.

– Ну, кто-то ж должен… – продолжал настаивать на своем Виталий, но не тут-то было. Марго перебила его со всей материнской твердостью, на которую только и была способна слепая любовь матери:

– Только не мой сын.

Она в эту минуту была поразительно похожа на тот расхожий образ матери с известного военного плаката. Только та призывала в ружье, а эта с такой же силой и твердостью его отнимала.

Павленко в течение этого напряженного диалога благоразумно помалкивал. Ему в свое время удалось уклониться от службы в Советской Армии и потому он, скорее всего, был на стороне Марго, а не на стороне Виталия, но из мужской солидарности не мог открыто согласиться с ней. К тому же у Павленко было двое малышей-мальчуганов и, как отец, он хорошо понимал материнские чувства Марго.

Никакие патетические речи о том, как армия закаляет и кует характер будущих мужчин, никакие доводы о том, что все (а все ли?) через это проходят, никакие высокопарные фразы, типа, «Кто, если не мы?..», не могли убедить и смирить беспокойные сердца отцов и матерей, и заставить их добровольно отправлять своих мальчиков… в неизвестность. А на фоне, описываемых в газетах и журналах, душераздирающих трагических историй об армии эта неизвестность становилась пугающей. Поэтому все мои знакомые семьи, в которых росли сыновья, шли на любые ухищрения, будь те законные или противозаконные, только бы избежать этой священной обязанности.

Конечно, государство не могло в одночасье создать армию профессиональную, освободив, таким образом, от почетной обязанности восемнадцатилетних мальчиков и облегчив жизнь их родителям. Родители понимали сложности своей страны, но от этого понимания им не становилось легче. Да и не нужно им было это понимание.

Безусловно, создание профессиональной армии – это дело не одного года и даже не одного десятка лет, поэтому призыв продолжался по осени и по весне из года в год. Служить шли те, кто не мог откупиться, и те, для кого такая служба – возможность вырваться в другой мир, то есть сыновья «прачек и кухарок». Армия все более становилась пролетарско-крестьянской. Ленин, Троцкий и Сталин из своего загробного далека могли только дивиться такому преображению армии и по сути, и по форме, точнее, ее приближению к той армии, у истоков которой они стояли – РККА ^[3].

Воинственный диалог Марго и Виталия так зарядил атмосферу в машине, что мы с Павленко лихорадочно искали тему, чтобы разрядить ее. Павленко оказался находчивей и стал травить анекдоты про армию. Сначала чувствовалось, насколько наш смех был напряженным, как отголосок грозного спора, но постепенно он становился все более раскованным. Виталий подхватил инициативу Павленко и стал рассказывать смешные истории из своей армейской жизни. В конце концов, у всех отлегло от души, и Марго даже посылала редкие улыбки Виталию, когда он комментировал анекдотические ситуации, происходившие с ним во времена оные (армейские).

Так, переходя от слов грозных к словам добрым, мы подъехали к границе и удача нам улыбнулась: наши «ксивы» возымели действие и нас пропустили как наши, так и сопредельные пограничники.

Я успела в окошко заметить вереницу машин и автобусов, ожидавших проверки, и небольшую очередь граждан, пересекающих границу пешком. Судьба распорядилась так, что по обе стороны границы на небольшом расстоянии друг от друга жили и дальние и близкие родственники, в советские времена не подозревавшие, что однажды их селения окажутся в разных государствах. В новые времена они вынуждены ходить друг к другу в гости, только при наличии паспорта. С этим документом они в последние годы, казалось, вообще не расставались, потому-то у многих он имел жутко потрепанный вид, не в пример старым советским паспортам. Благо, жителям приграничных территорий разрешили пересекать кордон по общегражданскому, а не заграничному паспорту. Радует, что государство хоть иногда принимает решения в интересах своих граждан, а не в угоду мифическому Порядку! Разве Порядок является таковым, если он не единичным гражданам, а всему населению портит жизнь? Я служу в прокуратуре, а прокуратура служит Закону, но полагаю, что не общество надо подгонять под законы, а наоборот – законы под общие интересы людей. Прав был мудрый Джефферсон, когда утверждал, что «законы пишутся для обыкновенных людей, поэтому они должны основываться на обыкновенных правилах здравого смысла». Жаль, что порой именно этого здравого смысла и не хватает нашим законодателям.

Глядя на ту обстоятельность и массивность, с какой обосновывались наши погранично-таможенные посты, не верилось, что когда-то мы обходились без них. Эти времена казались уж очень далекими, настолько они не походили на нашу сегодняшнюю жизнь.

Моя сестра с семьей проживает на сопредельной территории, точнее, на той ее части, которая отделилась от признанного государства, провозгласив свой суверенитет. «Самопровозглашенная республика» – так сейчас называют такие образования. Их немало. Весьма распространенный после распада СССР сепаратизм, который дотошно исследуют ученые, над которым ломают голову политики, и которым умело пользуются прохвосты и с одной и с другой стороны. Разрешить безболезненно такие конфликты пока не удалось никому. И вряд ли удастся. Уж очень много животрепещущих интересов замешано в этом политическом тесте.

Послевузовское распределение занесло мою сестру в ближнее зарубежье, которое тогда еще не было таковым. Она обжилась, завела семью и никак не ожидала, что в один миг ее от меня и родителей отдалит не только весьма условное расстояние (двести километров!), но и отделят реальные и безусловные пограничные столбы. Сейчас, приезжая ко мне в гости, она проходит семь(!) пограничных постов, на каждом из которых одинаковый лейтмотив: «Добрый день! Проверка документов! Приготовьте паспорта!..» и масса потерянного времени.