Сделка - Людмила Волок Страница 18

Мария поставила чашку на деревянную подставку, привезенную бог знает когда из Крыма (как же, можжевельник, аромат здоровья!), и стиснула руки под столом.

– Сережа, откуда у тебя деньги?

– Я заработал. Вернее, пока не заработал, а получил аванс.

– И… какая сумма?

– Мам… – замялся Сергей. – Небольшая. Давай я сам разберусь с братом, ладно? – он уже пожалел, что проговорился матери: теперь она не угомонится, пока не узнает правду. Но он не мог, совершенно не мог ей ничего рассказать!

– Пойду я, мам, – Сергей быстро поднялся со стула и вышел, не дожидаясь новых расспросов.

Нужно было дозвониться Вадиму. Сергей вышел на балкон, закурил и набрал номер брата. Тот на удивление быстро ответил – правда, говорил напряженно, словно ему к виску приставили пистолет.

– У меня есть для тебя деньги, – без лишних предисловий начал Сергей. – Тебе нужно приехать как можно скорее.

– Сколько? – Вадим немедленно успокоился. Пистолета уже можно было не бояться.

– Приезжай, поговорим, – завершил короткую беседу Сергей и нажал «отбой».

Нужно было отправляться к Ире – для объяснения. Поставить, так сказать, окончательный диагноз. Но Сергей медлил, курил сигарету за сигаретой, стоя на уютном застекленном балкончике, который они обустраивали вместе с дедом для «пассивного отдыха»: полочки для книг, два плетеных кресла, пара шкафчиков – чтобы хранить всякую мелочь, небольшой столик для чашек и пепельницы.

Дед курил нещадно вплоть до последнего дня, мама ругала его – особенно за то, что Сергей с Вадимом тоже пристрастились к пагубной привычке, но ничего сделать не могла. Очень уж смачно обставлял он свои перекуры. Долго заваривал кофе в самой что ни на есть правильной кофеварке и самым, разумеется, правильным способом; с мечтательным видом наливал напиток в любимую чашку, брал сигареты, зажигалку и чинно выходил на балкон. Сначала оглядывал окрестности, удовлетворено вздыхал, радуясь, что все, как и прежде, на месте – и парк-лес, и небо, и дом, и балкон; и, наконец, усаживался в кресло и закуривал. А когда кто-то пытался влиять на него «в положительном смысле», дед отвечал чуть насмешливо: «Не мешайте мне мечтать, а также испытывать удовольствие никому не мешающим образом».

Иногда он курил реже – когда становилось совсем уж плохо со здоровьем, но этот утренний ритуал, ежедневно повторяемый сразу после зарядки и умывания, перед завтраком, не пропустил ни разу в жизни с тех пор, как начал курить. В конце концов, и Мария сдалась. На следующий день после похорон отца, раздираемая горем, глядя затуманенными глазами на опустевшее балконное кресло, вспомнила студенческое баловство – да и заварила кофе дрожащими руками. Налила в любимую папину чашку, взяла его сигареты, вышла на балкон и села в его кресло. И с первой затяжкой к ней вернулся покой.

Сергей догадывался об этом ее секрете, но не подавал виду и не высказывал недоумения, почему это мать вдруг начала снова курить. Они это просто не обсуждали, как и не пытались бросить уже не модную, и не просто вредную – а даже как бы порочную привычку.

Впрочем, на пятой сигарете Серега приказал себе остановиться, погасил окурок и направился к Ирине.

Его впустила соседка Иры, Света. Посмотрела осуждающе, но ничего не сказала. Он молча кивнул ей и прошел в комнату. Ира сидела на диване пред телевизором, поджав под себя ноги и как-то сгорбившись. На экране мелькали огни, доносилась интригующая музыка, и ведущий надрывался истеричным голосом: «Сейчас! Вы! Узнаете! Кто! Станет! Победителем! Нашего шоу!!!!» Зал замер, музыка стихла, затикал метроном, полстраны замерло в ожидании решения очередного дурацкого жюри очередного дурацкого представления. Ничего не меняется со времен Древнего Рима: хлеба, зрелищ, да и достаточно.

Ира тоже замерла в ожидании – но не оглашения финалиста, а слов Сергея.

– Привет, – сказал Серега, хотя они сегодня уже виделись. – Может, выйдем, прогуляемся? – предложил.

– Я, вообще-то, телевизор смотрю, – сердито ответила Ира. А Сергей досадливо поморщился: он с детства был приучен, что нельзя «смотреть телевизор», смотрят передачу. Так же, как приучен говорить «дешевый товар», а не «дешевая цена», цена-то как раз низкая или высокая… Как всегда, услышав неправильные речевой оборот, он тут же ударился в филологические рассуждения – к счастью, тоже – как, всегда, мысленные, иначе ему бы пришлось постоянно вещать и одергивать окружающих.

– Ир, поговорить надо, – Сергей переминался с ноги на ногу, ему было неловко и жалко Иру, но понимал, что обратного пути нет.

Ира нехотя подвелась с дивана:

– Пойдем на кухню.

Сергей двинулся за ней. Присел на край обшарпанного кухонного уголка.

– Чаю? – обиженным голосом предложила Ира.

– Нет, спасибо, – отказался, затем прокашлялся и сообщил: – Ира. Видишь, что-то не клеится у нас. Не выходит ничего…

– Да, конечно, не выходит! – Иру словно прорвало – похоже, обида накапливалась уже давно, и теперь девушка спешила высказать Сергею все наболевшее – до того, как он навсегда исчезнет из ее жизни, не успев в ней как следует обосноваться. – Не выходит, потому что ты не хочешь, чтобы вышло! Думаешь, не вижу, что ты – профессорский внучок – с простой кассиршей знаться не желаешь! И зачем ты только взялся на мою голову!

Ира уронила голову на сложенные на столе руки и горько, навзрыд, заплакала.

Сергей опешил. Он совершенно не ожидал слез – думал, поговорят, ну, будет неприятно… Но слезы?! Женских слез он не выносил и не знал, как себя вести в таких случаях.

– Ир, ну чего ты, в самом деле! И причем здесь внучок? Вернее, внучек? – рассердился Сергей, не удержавшись от филологического комментария, и из-за этого рассердившись на себя тоже.

– А притом, что я тебе не ровня!

– Фу ты, глупость какая! – Сергей аж поморщился. Но в глубине души понимал, что она права – конечно, не на материальном, а совершенно на других уровнях они были, конечно, «разноуровневые». Это если брать, например, уровень образования. А вот если говорить об уровне морали – так на одинаковых они уровнях. А, может, по сравнению с Ирой он даже находится пониже… То есть все, как всегда, зависит от точки зрения. Сергей вздохнул.

– Не в этом дело, Ира. Совершенно не в этом! Ты очень хорошая девушка, добрая и правильная. Верю, что тебе повезет, и ты встретишь отличного парня. Но мы – ты и я – не можем больше встречаться. Извини.

Сергей поднялся и вышел. Чувствовал он себя прескверно, неуютно и как-то двойственно: с души у него словно свалился камень, но в то же время появилась какая-то новая тяжесть – что-то вроде чувства вины. Причем непонятно за что. Может, за то, что дал девушке веру в любовь, не давая самой любви? Это такой же обман, как если пообещать всемирную выставку крупнейшего бриллианта, а вместо него на полном серьезе представить публике невзрачную стекляшку. Скандал и буря! Но это не больно. А вот нелюбовь вместо любви – больно, очень больно…