От любви до ненависти - Елена Белкина Страница 18

Я села, а он остался.

— Ты что?

— Я не смогу сегодня туда. Я все скажу. Не выдержу.

— Что ж… Господи, как это все!.. До завтра.

И конспиративный шофер отвез меня домой.

И опять была бессонница, результатом которой явилась твердая мысль, что я все сделала правильно. Пусть плохо, пусть больно, но было бы еще хуже и больнее. И еще: сейчас мне плохо и ему. А было бы плохо: его жене, его сыну, да и моим, пожалуй, тоже. Хотя, кто знает, может, Сергей вздохнет с облегчением. И уйдет к своей девчушечке.

Кстати, странный вид его — виноватый — в то утро вывел меня из себя.

Саша еще спал, но я все-таки говорила негромко. И очень мягко.

— Милый Сережа, — сказала я. — Нет сил смотреть, как ты терзаешься. Если у тебя романчик с этой твоей Ксюшей, ну и что? Такова жизнь, все бывает. Ты только скажи: серьезно это или эпизод?

Он воззрился на меня с непередаваемым выражением лица.

— При чем тут Ксюша? Она тут совсем ни при чем! Ну ты и сказала!.. Если я это самое… Ну, как ты говоришь: терзаюсь… Да нет… Просто неприятно. Но по другому поводу.

Настал мой черед удивляться.

— Это по какому еще?

— Понимаешь, звонит кто-то каждое утро, когда ты на работе, а я еще…

— Мужским голосом?

— Нет. Женский, хихикающий. Противный. Ну и всякие глупости…

— Какие? Не мнись ты, ради бога!

— Ну, что у тебя там отношения…

— Где — там? С кем?

— Ну, с сотрудником. Да я не слушаю, только первый раз выслушал от растерянности. Ясно же, что какая-то твоя подчиненная, которую ты обидела. Сама рассказывала, что одна даже плакала из-за тебя.

— Не одна. И что еще?

— Говорю же: не слушаю, бросаю трубку. Она начинает рассказывать какие-то подробности… Ну, явное вранье, даже по голосу слышно.

(А если нет? — задала я ему мысленный вопрос. Но только мысленный.)

— Ладно. Разберемся, — сказала я.

— Не надо разбираться. Не надо вообще обращать внимания. Можно даже телефон отключить на время.

— Письма будут посылать.

— Читать не обязательно.

— Значит, ты из-за этого?

— Ну да. Но ты не расстраивайся.

— Я постараюсь.

Я ехала на работу и думала: Фофан. Это Фофан с помощью какой-нибудь своей подружки. Больше некому.

Но поди докажи!

Входя в редакцию, я взглянула на Фофана с такой ненавистью, что другой на стуле бы подскочил.

А он простодушно улыбнулся толстым лицом, словно я комплимент ему отвесила. И сидя поклонился:

— Здрассссти, уважаемая!

Все катилось снежным комом. Вслед за мной появился Антон. Видно, что невыспавшийся. Небритый.

Звонки в редакции постоянно. И вот один из них, я беру трубку. Молчание.

Говорю:

— Слушаю вас!

Только после этого возник голос. Женский. Торопливый.

— Здравствуйте, мне редактора, Людмилу Максимовну.

— Это я.

— Здравствуйте, только ничего не говорите, это Нина, жена Антона. Ничего не говорите, чтобы он не понял. Я из проходной звоню, вы можете выйти?

— Да, конечно.

— Очень вас прошу. Вы не думайте, я не скандалить…

— Хорошо, хорошо.

Я положила трубку и встала.

Антон, на протяжении всего разговора смотревший на меня, спросил:

— Кто?

— Да жалобщица. Принесла слезный крик на несправедливость властей.

Это было правдоподобно. Не перевелись еще люди, которые пишут в газеты с надеждой о помощи. Даже нам, несмотря на название и желтизну.

Но в глазах Антона было что-то странное. Любящие люди становятся просто патологически чуткими. Как бы не увязался за мной. И я сказала:

— Пожалуйста, глянь мой материал. У меня глаз замылился, ничего не соображаю.

Он кивнул и взял листы с моего стола.

Вид у жены Антона был такой, будто это я иду к ней разбираться по поводу украденного мужа, а не она пришла ко мне. Смущенно и тихо Нина попросила меня отойти в сторонку.

У подоконника, глядя в окно, мы говорили. То есть говорила она.

— Я просто посоветоваться, — сказала Нина. — Не знаю, с чего начать… Знаете, я еще на свадьбе вас заметила. Помню, подумала: вот такие женщины мне нравятся. Энергичные, волевые, красивые. Я не такая. А потом Антон рассказывал о вас. Он вами восхищался всегда. Он же знаете какой, он все рассказывает. Он очень искренний. Он такой человек вообще… Вы же знаете. Когда мы поженились, я просто не верила. Думаю: надо же, повезло!.. Нет, вы не думайте. У меня комплексов нет. Просто я трезво себя оцениваю. Мы как-то не умеем. В смысле вся семья. Не умеем, ну… Удержать или… Бабушка одна осталась, мама одна прожила. Я подумала: не может быть, чтобы я исключение. Я даже быстрей ребенка родила, чтобы успеть. Родила — и счастлива. И вот чувствую: он не говорит чего-то. Я сразу подумала о вас. Я хотела сама ему сказать, чтобы он… Но я не знала, что это. Может, просто. Ну, как бывает. На месяц, на два. Увлечение. Бывает ведь?

— Да, — выдавила я.

— Ну вот. Мы современные люди. Я готова: совсем так совсем. На время, так на время. То есть на время, а потом совсем. Потому что я не сумею. В общем… Сегодня ночью его не было. Он и раньше один раз дома не ночевал. Но сегодня не так. Даже не позвонил. А потом кто-то звонит рано утром. Говорит: ваш муж с этой… С вами, в общем. И даже адрес назвали, где он квартиру снял.

— Женский голос?

— Да.

— Хихикающий такой?

— Не помню. Да, вроде, какой-то… смешливый. Я все это к чему. Вы скажите Антону, пусть он не скрывается. Не хочет со мной говорить — не надо. Пусть скажет, когда мне из дома уйти, чтобы он вещи взял. Я не хочу никого силой… Понимаете?

Сказав, она подумала, вздохнула и вымолвила:

— Ну, вроде все.

Это дико и нелепо звучит, но я любовалась этой женщиной. В ней не было жалостливости, униженности, обиды, оскорбленности, ничего подобного не было. В ней была глубокая, трагическая (какая, казалось мне, только в книгах бывает), гордая безнадежность.

Я, кстати, давая женщинам оценку как женщинам (то есть возможным соперницам, их внешности, манерам и т. п.), в сущности, не применяла к ним мерок, так сказать, общечеловеческих. То есть слушайте внимательно: я женщин за людей не считаю. (Это не совсем правда, но я — для простоты.) И это не только таким стервам, как я, свойственно, а большинству представительниц прекрасного пола. И между прочим, феминистки, если они разберутся в себе, поймут, что не против мужиков их борьба направлена, а в первую очередь против женщин же, тех, которые желают быть только женщинами и ничем более. А также против тех женщин, которые женщин за людей не считают. (Впрочем, мне кажется, сами феминистки втайне таковы.)