Тайна Тюдоров - К. У. Гортнер Страница 18

– Если тебе нужно это, – улыбаясь, я потряс кошельком, – то имей в виду, я всегда сплю с ним.

Мальчишка так и подпрыгнул от неожиданности. Взлохмаченные темные локоны, большие возмущенные глаза – ни дать ни взять испуганный серафим. Я узнал его: тот самый тянувший руку за монетой конюх, которому я вчера поручил заботу о Шафране. Он носил форменную одежду из льна и кожи, но и под ней было видно, что парень худ как палка и, вероятно, не понаслышке знаком с голодом. Самый что ни на есть скромный слуга на конюшне, возможно к тому же сирота. Лондон кишит такими, и где же еще юнцу без роду без племени искать работу, как не в лабиринтах королевского дворца?

Я натянул туфли.

– Так ты собираешься отвечать, почему чуть не обокрал меня? Или позвать главного конюшего?

– Я не крал! Я только хотел…

Его притворное возмущение быстро угасло. По лицу было видно: мальчишка не позаботился заранее о благовидном предлоге на случай поимки. Я едва сдержал улыбку.

– Так что, говоришь, ты хотел?

Он выпятил подбородок:

– Ты мне задолжал. Ты же заплатил за свою лошадь. Но если хочешь, чтобы ее накормили и почистили сегодня утром, плати снова. С виду ты не из благородных. Только им разрешается держать здесь своих животных и не платить.

– Вот как?

Я открыл кошелек. Теперь-то я могу смело швыряться золотом, хотя, вполне возможно, это последний полный кошелек в моей жизни.

Мальчишка поймал монету. Его глаза в зеленую крапинку сузились.

– Это настоящий золотой энджел? [3]

– Полагаю, да. – Я поднял свой помятый дублет. – Этой ночью я хорошо потрудился и честно его заработал.

Просовывая руки в рукава, я заметил, что мальчик кусает монету. Кивнув с видом бывалого ростовщика, он опустил ее в карман. Этого золотого наверняка хватит на целый месяц содержания Шафрана, но я не жалел о своем расточительстве. Мне-то известно, что значит трудиться, не получая платы. Кроме того, у меня созрел план. Я ведь совсем недавно был таким же сорванцом, шустрым, словно уличная дворняжка, умеющая ловко уворачиваться от пинков. Мальчишки, как он и я, видят и слышат гораздо больше, чем можно подумать.

– Впрочем, это никого не касается, – подытожил я. – И кстати, меня зовут Брендан. Брендан Прескотт. А ты?..

– Перегрин.

Он уселся на стоявший неподалеку бочонок и извлек из джеркина [4]два диких яблочка. Одно бросил мне.

– Как охотничья птица [5].

– Интересное имя. А еще какое-нибудь у тебя есть?

Откусив от яблока, я скривился. Есть хотелось ужасно, ведь у меня крошки во рту не было со вчерашнего утра. Но яблоко попалось очень уж кислое.

– Нет, – ощетинился он. – К чему мне фамилия?

– Действительно, ни к чему, – согласился я. – По крайней мере, легко запомнить. А сколько тебе лет, Перегрин?

– Двенадцать. А тебе?

– Мне двадцать, – ответил я, мысленно добавив: «Или я так думаю».

– Надо же! – Он швырнул огрызок яблока в стойло Шафрану, и тот довольно зачавкал. – Ты выглядишь моложе, – пояснил он, вторя моим мыслям. – Мне показалось, ты почти как Эдуард. Ему пятнадцать.

– Эдуард? – переспросил я. – Ты имеешь в виду Эдуарда его величество короля?

Перегрин нахмурился:

– Странный ты. Нездешний, что ли?

Я ухмыльнулся. Все-таки сироту видно сразу. Тот, кто прожил жизнь, полагаясь только на себя, как правило, соображает очень быстро и, когда надо, отвечает вопросом на вопрос. Вот уж не думал, что встречу родственную душу в Уайтхолле. И разумеется, его уловка лишь подтверждает мою правоту. Он знаком с королем.

– Да, нездешний. Я из Вустершира.

– Никогда не бывал там. Я вообще нигде не бывал дальше Темпл-бара [6].

Я кивнул, стряхивая с носа соломинки:

– А ты хорошо знаешь его величество?

Он пожал плечами:

– Если можно хорошо знать короля, то да. Он сюда много раз приходил. Он любит животных и ненавидит сидеть взаперти. Его светлость герцог всегда заставляет… – Он оборвал сам себя и насупился. – Нечестно так допытываться.

– Да я просто спросил, – улыбнулся я. – И подумай: кому я расскажу? Я ведь не такая уж важная персона. Мне очень любопытно, как это подручный конюха встречается с королем?

– Я не просто подручный конюха. Я много чего могу.

Он поджал губы и смерил меня оценивающим взглядом, прикидывая, стою ли я его откровений. Было видно, однако, что ему очень хочется поделиться с кем-то: как и я, он явно рос в одиночестве.

– Ты сказал, королю не по нраву сидеть взаперти, – напомнил я.

– Да, Эдуарду, ну, в смысле королю, ему всегда надо что-то там учить или писать или встречать каких-то людей, до которых ему нет дела, – вот он и сбега́л время от времени сюда ко мне. Или, скорее, к собакам и лошадям. Я ведь присматриваю за ними. А он любит своих животных.

– Ну да, – рассеянно ответил я и подумал о Елизавете.

О страхе, который отразился на ее лице во время речи герцога. Мне хотелось прямо-таки забросать мальчишку вопросами, но приходилось сдерживаться. Возможно, он видел короля совсем недавно. Беседовал с ним. Что же еще ему известно?

– А он часто бывал здесь, на конюшнях? – осведомился я.

Даже если он немного преувеличит свою значимость для короля, это будет заметно. Перегрин ничуть не смутился и пожал плечами с безразличием простолюдина, привыкшего не интересоваться делами знати.

– Раньше, бывало, приходил чаще, а теперь его давно уже не видно. Наверное, герцог запретил. Эдуард как-то рассказывал, что герцог не позволяет ему водиться со слугами. А может, он совсем заболел. В прошлый раз здесь он кашлял кровью, мне пришлось бегать за водой. Хорошо хоть у него теперь есть эта старая сиделка, присматривает за ним.

– Сиделка? – Без всякой на то причины я ощутил покалывание в затылке.

– Да, она приходила как-то с подписанной бумагой от его светлости забрать спаниеля Эдуарда. Старая женщина, она еще хромала. Но пахло от нее приятно, какой-то целебной травой.