Планы на ночь - Наталья Потемина Страница 17

Была такая же дружная и ранняя весна. Только вместо цветов мать-и-мачехи, в степи проклюнулись тюльпаны. Желтые и наглые цветы вынули из песка короткие шеи и тянулись к солнцу, опираясь на длинные распластанные по земле листья.

Офицеры привозили с учений полные чемоданы тюльпанов, и на короткий период забытая богом азиатская дыра превращалась в маленькую Голландию. Цветы были всюду: в каждом доме, в каждой квартире, в каждой комнате стояли они в вазах, горшках, чайниках и даже в больших суповых кастрюлях. Школа, библиотека, клуб, магазин и Дом офицеров были завалены тюльпанами, которые тамошние работники утрамбовывали в стеклянные банки, пластиковые канистры, цинковые ведра и другие, не приспособленные для такого великолепия емкости.

Я и девчонки из моего класса убегали после уроков в степь и там, вооружившись крепкими кухонными ножами, ловко доставали из-под песка теплые, нагретые солнцем цветы. Длинные белые стебли уходили глубоко в землю и заканчивались там крепкими коричневыми луковицами. Луковицы мы оставляли нетронутыми, а цветы рассовывали по сумкам со сменной обувью и уносили домой. Матери сначала ругали нас за опоздание к обеду, а потом невольно замолкали, очарованные пышным великолепием первых и единственных в этих краях весенних цветов.

Праздновать весну жители военного городка начинали с двадцать третьего февраля. Святое дело, день Советской армии и флота, со всеми вытекающими по этому поводу и втекающими напитками. После него случался небольшой перерывчик, и наступал очередной праздник Восьмое марта — день советских жен и матерей, дочерей и сестер, бабушек и тетушек и всех им подобных. После Международного женского дня шли просто хорошие дни. А уж про Пасху и говорить нечего. В эпоху развитого социализма катание яиц являлось любимой народной забавой.

Солдаты-строители под порядком ослабевшим контролем отцов-командиров разбегались со стройки по близлежащим улицам и дворам в поисках еды и приключений.

Однажды и к нам во двор забрел такой беглый солдатик. Я сидела на лавочке и плела браслет из разноцветной проволоки. Он сел рядом и стал молча наблюдать за мной.

— Чего уставился? — буркнула я и отодвинулась от него на полпопы.

— А ты чего такая злая? — удивился он и чуть-чуть придвинулся ко мне.

Что могла ответить одиннадцатилетняя оторва взрослому здоровому мужику?

— Сам дурак.

— А ты кто такая, а? Почему так со взрослыми разговариваешь?

— А ты кто такой? Откуда взялся здесь командовать?

— Я Ибрагим.

— Подумаешь, Ибрагим, — передразнила его я.

— А ты «Белое солнце пустыни» смотрела?

— Ну.

— Так вот я — Ибрагим.

— Ну и чё?

— А просто так.

Он замолчал на минуту, а потом спросил:

— А тебя как зовут?

— Не твое собачье дело, — вежливо ответила я.

— Вот и познакомились, — сказал Ибрагим, — я — Ибрагим, а ты — Нетвоесобачьедело.

Я не выдержала и засмеялась.

— Ну, так-то лучше, — заулыбался Ибрагим и, почесав в затылке, добавил: — Принесла бы, что ли, водички. Пить очень хочется.

— Еще чего не хватало. Да у меня и дома никого нет, — соврала я. Мама была дома и шила для заказчицы очередное платье.

— А ключ от дома у тебя есть?

— И ключа нет.

— Это плохо, — вздохнул Ибрагим, вынимая из кармана папиросы.

Он глубоко затянулся и замолчал.

— Давай, что ли, поиграем во что-нибудь? — неожиданно предложил он.

— Во что это мы с тобой можем поиграть? — воскликнула я.

— В прятки, например.

— С ума, что ли, сошел? Где тут прятаться-то?

— А мы с тобой не в простые прятки будем играть, а в солдатские.

— Это еще как? — Я отложила свое плетение и впервые за все время нашей беседы посмотрела на него с интересом.

На меня глядели черные тревожные глаза, и, как только я почувствовала легкий холод за спиной, Ибрагим тут же засмеялся, сверкнув крепкими белыми зубами:

— У, хитрая какая. Пойдем лучше в подъезд, там все и расскажу. А то что-то я замерз совсем.

На мне было надето голубое драповое пальто и красный берет с помпоном. На Ибрагиме — теплый солдатский бушлат и шапка-ушанка.

Мне не холодно, а он замерз, подумала я. Но любопытство было сильнее скрытой где-то внутри тревоги, и я поднялась с лавочки и пошла по направлению к подъезду.

Мы поднялись на второй этаж и остановились у батареи. Ибрагим положил на нее ладони и застыл, как будто в нерешительности.

— Ну? — коротко спросила я.

— Что «ну»?

— Рассказывай.

— Про что рассказывать?

— Ну, ты воще! Про солдатские прятки, конечно!

— Подожди, надо подготовиться, — тянул время Ибрагим, — видишь, руки грею.

— А руки здесь причем? — не поняла я.

— Так я же руками прятать буду.

— Что прятать?

— А все равно что, вот, например, денежку. У тебя есть денежка?

— Ну, есть пятнадцать копеек, мама на пирожок дала.

— Вот и хорошо, давай ее сюда.

— Ишь какой хитренький, фигушки тебе.

— Да я отдам, дурочка, — засмеялся Ибрагим, — поиграем и отдам. Надо же нам что-то прятать.

— И где мы ее прятать будем?

Ибрагим помолчал задумчиво и ответил:

— Сначала я буду прятать ее у себя, а ты будешь искать, а потом ты будешь прятать ее у себя, а искать буду я.

— Здорово! — обрадовалась я. — Так я еще никогда не пробовала.

— Тогда отворачивайся и не подглядывай.

Я отвернулась к окну и увидела там Сашку Новикова, моего одноклассника, который в полном одиночестве тупо и упорно стучал мячом об стену.

— Все, готово, — услышала я за спиной голос Ибрагима, — поворачивайся.

Он сидел на ступеньках, широко расставив ноги и упираясь руками в колени.

— Иди ко мне, — подозвал он меня.

Я подошла и стала растерянно на него смотреть.

— Ну и где искать?

— А где хочешь.

— На тебе, что ли?

— А где же еще?

— А чего тогда ты так расселся, мне до тебя не достать.

И действительно, для того, чтобы обшарить его карманы, мне нужно было встать перед ним на корточки или низко нагнуться. Но то и другое было одинаково неудобно.

— А ты садись ко мне на колени, — переходя на шепот, предложил Ибрагим.