Кассандра. Пророческая бездна - Ирена Гарда Страница 17

Кассандра сжалась, от предчувствия очередной вспышки отцовского гнева, но все же тихо, но твердо проговорила, сдерживая готовое прорваться отчаяние:

– Вы же знаете, что Троя падет, так что эта свадьба никогда не состоится.

– Великие боги! – У Приама перекосилось от злости лицо. – Долго я еще буду слушать этот бред?! Ты что, не понимаешь, что своими разговорами поселяешь сомнение в души защитников города? Да если бы кто-нибудь из троянцев заявил мне подобные вещи, я бы приказал казнить его на агоре в назидание другим трусам. И если я еще раз услышу от тебя что-нибудь в том же духе, то отправлю на Иду пасти коз. А теперь вон отсюда! Видеть не желаю тебя, неблагодарная девица!

Залившись слезами, Кассандра бросилась вон из царских покоев и, прибежав к себе в спальню, долго рыдала, уткнувшись лицом в подушку. А когда слезы иссякли, и она наконец задремала, то увидела во сне залитую солнцем и кровью Троянскую равнину, тысячи сражающихся людей, и своего жениха Офрионея, распростертого у ног ахейца, тащившего его, точно тушу барана с поля боя.

Но страшная ночь закончилась, и Кассандра проснулась, уже совсем по-другому ощущая мир. Она теперь не презираемая всеми старая дева, обреченная на целомудрие сумасшедшая вещунья. У нее есть жених! Может быть, Аполлон смилуется, и она станет, как все благородные девушки, приличной женой и матерью целого выводка детей.

Правда, где находится родина мужа, она не представляла, но это все такие мелочи! Она уже с легкой усмешкой вспоминала сватовство Аполлона. Боже мой, какой глупой девчонкой она была в то время! Нет, Кассандра ни о чем не жалела – самое глупое, что можно придумать, это жалеть о прошедшем, – но сейчас девушка совсем по-другому говорила бы со своим божественным женихом. Она уже давно поняла, что ее желания далеко не самое главное в окружающем мире.

На следующий день Кассандру официально познакомили с женихом, которого она видела первый раз в жизни. Ничего, довольно симпатичный – смуглый, широкоплечий, черноглазый. Правда волос на лице и открытых частях тела столько, что девушка даже сначала испугалась. Им разрешили уединиться на несколько минут, и Офрионей тут же с жаром начал рассказывать принцессе, как рвется сразиться с врагом, чтобы получить желанный приз. По его словам, он уже давно подбивает товарищей по оружию дать ахеянам решительный бой, но они совсем не жаждали попасть под меч или копье Ахилла, и только вяло огрызались, когда он называл их нехорошими словами.

Ссора Агамемнона с Ахиллом, о которой донесли лазутчики, существенно изменила расстановку сил, и троянцы воспрянули духом. Чувствовалось, что надвигаются решительные события. Затянувшееся состояние «ни войны, ни мира» действовало на всех угнетающе. Давно не было слышно ни оживленной женской болтовни, ни детского визга, ни мужского хохота, доносившегося со стороны накрытых пиршественных столов. Хотелось все равно как, но разорвать эту вязкую паутину страха и безнадежности, веры и отчаяния.

Приам настаивал на генеральном сражении, однако Гектор еще колебался, зная о многократном превосходстве противника. На состоявшемся совете он требовал предложить противнику мир, но сидевший рядом с отцом Парис поднял его на смех и чуть ли не в лицо назвал трусом, пообещав не только вызвать на поединок любого ахейца, но и легко его победить. Приам, памятуя о победе Париса в приснопамятных Играх, а также не желая отпускать Елену, поддержал сына. Гектор вспыхнул от оскорбления и пообещал при первой же возможности дать генеральное сражение.

К величайшему его сожалению, такая возможность не заставила себя ждать.

Едва Приам на следующее утро успел собрать всех мужчин Трои, чтобы объявить о принятом накануне решении, как на агоре появился юный царевич Полит с важными известиями. Еще до рассвета он пробрался близко к ахейскому лагерю и, лежа на могиле великого Эзиета, внимательно наблюдал за всеми передвижениями в лагере ахейцев, в котором с раннего утра происходили странные события. Только первые лучи солнца озарили землю, как сам Агамемнон собрал ахейцев и произнес речь, по окончании которой те наперегонки понеслись к кораблям, с явным намерением в них забраться. Но, видимо, они что-то не поняли в речи командира, потому что не успели ахейские воины добраться до цели, как на них налетел Одиссей, колотя наиболее рьяных палкой, похожей на царский скипетр. Еле-еле удалось ему вернуть ахейцев в лагерь. Теперь там жгут на кострах бедра жертвенных животных, чистят вытащенное из палаток оружие и, суда по всему, собираются напасть на город.

Присутствовавшие на площади троянцы громко зашумели, обсуждая услышанную новость, но быстро смолкли, едва Приам поднялся с вынесенного в портик трона. Однако царь только молча указал рукой на старшего сына, признавая, что теперь тот принимает решения. Воцарилась тишина. Все ждали от командира рокового приказа. Было видно, что Гектор еще колебался, но затем, поняв неизбежность того, что должен был сделать, предводитель троянского войска выхватил висевший у бедра меч и вскинул с ним руку.

– За Трою! Да пошлют нам победу великий Зевс, Афина и Аполлон! Построиться у Скейских ворот!

Площадь ответила своему предводителю громким ревом. Все – и старый, и малый – кинулись по домам облекаться в броню и прощаться с родными, которых, скорее всего, они уже никогда не увидят. Об оружии можно было не беспокоиться: оно уже давно стояло у входа в мужскую половину каждого троянского дома, начищенное и заточенное. Впереди всем мнилась слава, позади стоял родной город, о чем тут еще разговаривать?

Глядя, как разбегается по домам его воодушевленное воинство, Гектор тяжело вздохнул. Ему претила война: слишком много смертей и крови повидал он за свою недолгую жизнь. Сейчас у него подрастает маленький наследник, и так хочется спокойно наблюдать за его взрослением!

Он обернулся и вопросительно посмотрел на отца. Тот кивнул головой:

– Иди и исполни свой долг!

Он хотел еще добавить, чтобы сын сберег себя от черной Керы и смерти, но гордость не позволила ему показать слабость на людях. Гектор склонил перед царем голову:

– Я не посрамлю тебя, отец! Что для Трои эти не стриженые дикари? Да я с одними только братьями смогу оборонять от них город!

«Великие боги, какую чепуху я несу!» – пронеслось у него в голове. Но что поделаешь – освященная временем традиция требует принижать могущество врага и хвастаться своей силой. Если бы только он разделял уверенность отца, что один город, пусть даже и такой великий, как Троя, может противостоять всей Ахайе! Какое там! В голове мелькнула мысль, что было бы хорошо еще попрощаться с матерью, женой и сестрой, но времени на сантименты уже не оставалось. Краем глаза он заметил, что пропавший куда-то Полит уже бежит от его дома, сгибаясь под тяжестью копья, щита и шлема. В остальной экипировке не было нужды, потому что командующий троянским войском, словно предчувствуя битву, перед началом совета облачился в броню.

Идя по улице, ведущей к Скейским воротам, Гектор то и дело уступал дорогу боевым колесницам, торопившимся, изо всех сил, выбраться из городских стен. Лица воинов и их возниц горели решимостью, и Гектор порадовался, что ему придется командовать такими бравыми вояками.